Охранное отделение российской империи. Районные охранные отделения

Тема то конечно известная, но вдруг все же кого то удивят масштабы всего этого, а так же собственно эффективность и результат.

Возможна, одна из причин сталинских репрессий 1930-х — это поиск части «врагов народа» из числа провокаторов царской охранки. К 1917 году охранка имела только штатных агентов около 10 тысяч человек в среде революционных партий. С учётом временных, внештатных агентов («штучников») — более 50 тысяч. К примеру, в числе большевиков, включая верхушку партии, их было более 2 тысяч. Агентами охранки были пронизаны все оппозиционные движения царской России.

При советской власти в 1920-х некоторых из них судили, тогда и вскрылся масштаб инфильтрации агентами охранки оппозиции.

В период с 1880 по 1917 год в архивах Департамента полиции числилось около 10 тысяч секретных сотрудников. И это не полный перечень. Несколько раз ещё до Революции при смене руководства ведомства часть дел на агентов уничтожалась. Значительная часть документов на них была уничтожена в феврале-марте 1917 года при погроме архивов полиции. Общее число агентов, внедрённых в среду оппозиционных партий, могло достигать 20 тысяч человек. Т.е. тех, кто получал деньги за свою деятельность. И это не считая т.н. «штучников» — секретных сотрудников жандармских управлений, поставлявших сведения эпизодически, или порывавших с охранкой после исполнения небольшого числа дел. Вместе с ними число агентов охранки в революционных партиях могло достигать 50 тысяч человек.

Этот факт надо учитывать, когда мы говорим о причинах репрессий 1920-30-х (и даже 1940-50-х). Лишь после Октября 1917 года вскрылся масштаб инфильтрации агентов в среду оппозиции, в том числе большевиков. Паранойя настигла верхушку большевиков, особенно с учётом того, что, как говорилось выше, часть дел на провокаторов была уничтожена. Каждый мог подозревать другого, что тот состоял секретным агентом охранки, тем более к тому времени — к середине 1920-х — уже было известно о деле провокатора Малиновского, возглавлявшего фракцию большевиков в Госдуме, любимчика Ленина, а также о делах ещё десятков провокаторов. Часть большевиков подозревала даже Сталина, что тот был секретным агентом жандармерии, а что уж говорить о менее значительных деятелях партии большевиков.

Более того, многие из провокаторов были двойными агентами — и русской охранки, и заграничных разведок. Это тоже в будущем, в 1920-30-е дало повод ОГПУ/НКВД искать «шпионов под кроватями».

В книге Владимира Игнатова » Доносчики в истории России и СССР» (изд-во «Вече», 2014 г.) рассказывается о постановке системы секретных агентов в Российской империи и СССР. Одна из глав книги рассказывает, как функционировала эта система в позднее царское время. Мы приводим небольшой отрывок из этой главы.

***
Вопреки распространенному мнению, лишь незначительную их часть (секретных агентов) удалось раскрыть до свержения самодержавия.
С полицейскими провокациями социал-демократы сталкивались и раньше. Новым и неожиданным для многих из них явилось вовлечение в провокаторскую деятельность рабочих-передовиков, выдвинувшихся в период первой революции. Подобно тому, как когда-то участники «хождения в народ» идеализировали крестьянство, не избежали идеализации рабочих и интеллигенты-марксисты. В 1909 году Инесса Арманд с горечью и недоумением констатировала: провокаторство становится массовым, оно распространяется «среди интеллигентных рабочих, у которых ведь в противовес личным интересам, несомненно, стоит осознанный классовый инстинкт». «Некоторые здешние товарищи, — писала она, имея в виду Москву, — даже утверждали, что как раз среди интеллигентных рабочих это явление более всего сейчас распространено».


(Разгром полицейского архива в Петрограде (Екатерининский канал, 103) в дни Февральской революции)

В Москве охранка завербовала таких известных в революционной среде рабочих-партийцев, как А.А.Поляков, А.С.Романов, А.К.Маракушев. Имелись провокаторы-рабочие и в Петербурге, например, активно работавшие в союзе металлистов В.М.Абросимов, И.П.Сесицкий, В.Е.Шурканов. Осведомители состояли на учете в Департаменте полиции, на каждого из них заводилось дело, содержавшее сведения о его личности, профессии, членстве в революционных организациях, партийных кличках и т.д. Картотека со сведениями о секретных сотрудниках хранилась в Особом отделе Департамента полиции.

Денег на «осведомление» не жалел». Например, провокатор Р.В.Малиновский, член ЦК партии большевиков, имел жалованье 700 руб. в месяц (жалованье губернатора составляло 500 руб.). Писатель М.А.Осоргин, разбиравший после Февраля архивы охранки, сообщает о курьёзном случае: случайно встретились и заспорили два большевика-подпольщика, принадлежавшие к разным течениям в партии. Оба написали отчёт в охранку о разговоре и о собеседнике — оба были провокаторами. А в партии всего-то было 10 тыс. человек на всю Россию! (из них, как говорилось, выше, только документально удалось выявить 2070 агентов охранки).

Известна деятельность секретного сотрудника Анны Егоровны Серебряковой, стаж сотрудничества с Московским охранным отделением которой насчитывал 24 года. Серебрякова (родилась в 1857 году) кончила Московские высшие женские курсы профессора В.И.Герье, вела политический отдел по иностранной литературе в газете «Русский курьер». Участвовала в работе общества Красного Креста для политических заключённых. Снабжала посетителей своего клуба-салона марксистской литературой, предоставляла квартиру для собраний. В её квартире бывали большевики А.В.Луначарский, Н.Э.Бауман, А.И.Елизарова (старшая сестра В.И. Ленина), В.А. Обух, В.П.Ногин, легальный марксист П.Б.Струве и многие другие. В её доме в 1898 году собирался Московский комитет РСДРП. С 1885 до 1908 года она — секретная сотрудница Московского охранного отделения. Агентурные псевдонимы «Мамаша», «Туз», «Субботина» и другие. После ареста мужа начальник Московского охранного отделения Г.П.Судейкин, под угрозой ареста, вынудил её дать согласие на работу в качестве агента на Департамент полиции.

Она сдала охранке несколько революционных групп, социал-демократическую организацию «Рабочий Союз», руководящие органы Бунда, социал-демократическую организацию «Южный Рабочий», Московский комитет РСДРП. В её «активе» ликвидация нелегальной типографии «Народного права» в Смоленске и многие другие»«заслуги», в том числе арест в 1905 году руководителей комитета по подготовке восстания в Москве. На протяжении своей деятельности в качестве агента Серебрякова ежемесячно получала крупные суммы на содержание из средств Департамента полиции.

Руководители Московского охранного отделения, Департамента полиции и министр внутренних дел П.Столыпин высоко ценили деятельность Серебряковой как агента по борьбе с революционным подпольем. По их инициативе ей выплачивались единовременные пособия. Например, в 1908 году 5000 руб. В феврале 1911 года по ходатайству министра внутренних дел император Николай II утвердил назначение Серебряковой пожизненной пенсии 100 рублей в месяц.

После Октябрьской революции, когда новая власть начала поиск и судебное преследование бывших агентов Департамента полиции, Серебрякова была разоблачена. Судебные заседания по её делу проходили в здании Московского окружного суда с 16 по 27 апреля 1926 года. Учитывая преклонный возраст и инвалидность, суд приговорил Серебрякову к 7 годам лишения свободы с зачётом срока, отбытого в следственном изоляторе (1 год 7 месяцев). «Мамаша» умерла в местах лишения свободы.


(Анна Серебрякова во время судебного процесса в 1926 году)

***
После революции один из доносчиков-большевиков написал Горькому покаянное письмо. Там были такие строки: «Ведь нас много — все лучшие партийные работники». Ближайшее окружение Ленина было буквально нашпиговано агентами полиции. Директор департамента полиции, уже в эмиграции, говорил, что каждый шаг, каждое слово Ленина известно было ему до мельчайших подробностей. В 1912 году в Праге, в обстановке величайшей конспирации, Ленин проводил съезд партии. В числе отобранных, «верных» и проверенных 13 его участников четверо были агентами полиции (Малиновский, Романов, Брандинский и Шурканов), трое из которых представили о съезде подробные доклады полиции.

***
Завербованный Гартингом большевик, член Заграничного бюро ЦК РСДРП Яков Абрамович Житомирский (партийный псевдоним Отцов), до того как начать работать на российскую полицию, работал на немцев. Германской полицией он был завербован в начале 1900-х, когда учился на медицинском факультете Берлинского университета, где организовал социал-демократический кружок. В 1902 году Житомирский занимал видное место в берлинской группе «Искры». В том же году он был завербован Гартингом и стал агентом заграничной агентуры Департамента полиции. Он информировал полицию о деятельности берлинской группы газеты «Искра» и одновременно выполнял поручения редакции газеты и ЦК партии, совершая по её заданиям поездки в Россию. Живя в Париже с конца 1908 по 1912 год, находился в ближайшем окружении Ленина. Информировал Департамент полиции о деятельности социал-демократов, социалистов-революционеров и представителей других левых партий, находящихся в эмиграции. На основании информации, отправленной в Департамент полиции Житомирским, были арестованы известный большевик С.Камо, агенты РСДРП, пытавшиеся сбыть денежные купюры, экспроприированные в одном из российских банков.

Житомирский принимал участие в работе 5-го съезда РСДРП (1907 г.), в пленарных заседаниях ЦК РСДРП в Женеве (август 1908 г.) и в работе 5-й Всероссийской конференции РСДРП в Париже (декабрь 1908 г.). На конференции он был избран в состав Заграничного бюро ЦК РСДРП, а позднее стал членом заграничной агентуры ЦК РСДРП. В годы Первой мировой войны Житомирский остался во Франции, где служил врачом в русском экспедиционном корпусе. После Февральской революции, когда в руки революционеров попали документы парижской агентуры Департамента полиции, был разоблачен как провокатор и скрылся от межпартийного суда в одной из стран Южной Америки.

***
Некоторых революционеров полиция привлекала к сотрудничеству буквально в «обмен на жизнь». Так, незадолго перед казнью дал согласие на сотрудничество с полицией Иван Фёдорович Окладский (1859-1925 гг.), рабочий, русский революционер, член партии «Народная воля». Летом 1880 года Окладский участвовал в попытке покушения на императора Александра II под Каменным мостом в Санкт-Петербурге. Арестован 4 июля 1880 года и на процессе 16-ти приговорён к смертной казни. На суде держался достойно, однако, оказавшись в камере смертников, согласился сотрудничать с Департаментом полиции. В июне 1881 года бессрочная каторга Окладскому была заменена ссылкой на поселение в Восточную Сибирь, а 15 октября 1882 года — ссылкой на Кавказ. По прибытии на Кавказ он был зачислен секретным сотрудником в Тифлисское жандармское управление.


(Иван Окладский во время судебного процесса в 1925 году)

В январе 1889 года Окладский был отправлен в Петербург и стал негласным сотрудником департамента полиции с окладом в 150 рублей. Завязав связи с деятелями петербургского подполья, он предал кружок Истоминой, Фейта и Румянцева, за что 11 сентября 1891 года по докладу министра внутренних дел получил полное помилование, с переименованием в Ивана Александровича Петровского и переводом в сословие потомственных почётных граждан. Окладский служил в Департаменте полиции до самой Февральской революции. Его предательство было раскрыто в 1918 году.

В 1924 году Окладский был арестован и 14 января 1925 года Верховным судом РСФСР был приговорен к смертной казни, заменённой в связи с преклонным возрастом десятью годами лишения свободы. Умер в местах лишения свободы в 1925 году.

***
Судя по числу провокаторов, внедрённых в революционные партии, большевики были не лидерами по радикализму, вызывавшими главный интерес охранки. Из 10 тысяч раскрытых агентов, около 5 тысяч были в составе эсеров. Примерно столько же, сколько у большевиков, было число агентов в еврейских (Бунд и Паолей Цион) и польских левых партиях (2-2,2 тысячи).


источники
http://ttolk.ru/articles/sistema_iz_10_tyisyach_provokatorov_tsarskoy_ohranki_i_paranoyya_stalinskih_repressiy

Вступ. статья, подгот. текста и коммент. З.И. Перегудовой. Т. 1. - М.: Новое литературное обозрение, 2004.

«ОХРАНКА» ГЛАЗАМИ ОХРАННИКОВ

В конце 1870-х годов характерной чертой русской жизни стал терроризм революционеров-народников, боровшихся с царским правительством. III отделение, осуществлявшее функции политической полиции, не могло справиться с ними, и было решено осуществить преобразования в этой сфере.
6 августа 1880 года в России возникло новое учреждение - Департамент государственной полиции, ставший высшим органом политической полиции в Российской империи.
Обосновывая свои предложения, министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов указывал, что «делопроизводство в оном (Департаменте государственной по­лиции. - З.П.) может быть вверено только таким лицам, которые, обладая необходимыми для службы в высшем правительственном учреждении познаниями и способностями, вполне заслуживают доверия по своим нравственным качествам, выдержанности характера и политической благонадежности»1. Старые кадры не подходили как по своим профессиональным качествам, так и в силу того, что часть их были жандармы, люди военные. Лорис-Меликов стремился к тому, чтобы новое учреждение состояло из «законников», лиц гражданских и с юридической подго­товкой.
Указом от 15 ноября 1880 года на Департамент государственной полиции было возложено руководство как политической, так и общей полицией. Согласно ст. 362 «Учреждения Министерства», Департамент обязан был заниматься вопросами: 1) предупреждения и пресечения преступлений и охранения общественной безопасности и порядка; 2) ведения дел о государственных преступлениях; 3) организации и наблюдения за деятельностью полицейских учреждений; 4) охранения государственных границ и пограничных сообщений; выдачи паспортов русским подданным, видов на жительство в России иностранцам; высылки иностранцев из России; наблюдения за всеми видами культурно-просветительной деятельности и утвер­ждения уставов различных обществ2.
Важная роль принадлежала созданному в 1898 году Особому отделу Департамента. Он заведовал внутренней и заграничной агентурой, вел наблюдение за перепиской подозрительных лиц, осуществлял надзор за настроениями рабочих, учащейся молодежи, а также розыск лиц по политическим вопросам и т.д.
Свои основные функции Департамент полиции и его Особый отдел осуществляли через подведомственные им местные учреждения: губернские жандармские управления (ГЖУ), областные жандармские управления (ОЖУ), жандармско-полицейские управления железных дорог (ЖПУ ж.д.), а также розыскные пункты, часть которых впоследствии была переименована в охранные отделения.
Первые губернские жандармские управления были созданы на основе Положения о Корпусе жандармов от 16 сентября 1867 года. До середины 1868 года они возникли практически во всех губерниях. Одновременно в некоторых местностях создаются на определенный срок и упраздняются по мере надобности жандармские наблюдательные пункты.
Начальник губернского жандармского управления имел несколько помощников, которые находились в уездах и возглавляли уездные жандармские управления. Как правило, один помощник начальника ГЖУ отвечал за несколько уездов.
Основным назначением жандармских управлений был политический розыск, производство дознаний по государственным преступлениям. Вплоть до 1880-х годов они оставались единственными учреждениями политического сыска на местах.
Будучи частью государственной полиции, ГЖУ входили в систему Министерства внутренних дел. Однако, будучи воинским подразделением, они финансировались из бюджета Военного министерства и по строевой, военной, хозяйственной части подчинялись ему. ГЖУ были независимы от губернаторов, отвечавших за безопасность и спокойствие в губернии; такого рода двойственность вносила порой немалые сложности в их деятельность и отношения с властями.
Департамент полиции осуществлял политическое руководство ГЖУ, но редко имел возможность влиять на их личный состав; карьера начальников ГЖУ зависела прежде всего от руководства штаба корпуса жандармов.
С момента создания столичных ГЖУ при них были организованы жандармские кавалерийские дивизионы. Главным назначением дивизионов было несение патрульной службы и борьба с волнениями. Численность дивизиона вместе с офицерами и нестроевым составом практически не превышала 500 человек.
Жандармско-полицейские управления железных дорог возникли в начале 1860-х годов в результате преобразования жандармских эскадронов и команд, охра­нявших первые железные дороги.
Первоначальные ЖПУ железных дорог подчинялись Министерству путей сообщения (через инспекторов соответствующих дорог) и только в декабре 1866 года все полицейские управления были изъяты из ведения Министерства путей сообщения и полностью подчинены шефу жандармов. Права и обязанности ЖПУ железных дорог были расширены. Они должны были исполнять все обязанности общей полиции, пользуясь и всеми присвоенными ей правами. Район действия ЖПУ железных дорог простирался на все пространство, отчужденное под железные дороги, и на все находившиеся на этой полосе постройки и сооружения.
Во главе ЖПУ железных дорог стояли начальники на правах командиров полков в чине генерал-майоров или полковников, назначались они приказами по Отдельному корпусу жандармов. Вплоть до 1906 года они не принимали участия ни в производстве дознаний по государственным преступлениям, ни в политическом розыске и наблюдении. Однако активная роль, которую сыграли выступления железнодорожников в октябрьской стачке 1905 года, заставила правительство принять срочные меры и возложить на ЖПУ железных дорог обязанности производства дознаний о всех «преступных действиях» политического характера, совершенных в полосе отчуждения железных дорог. При производстве дознаний начальники отделений подчинялись начальникам местных ГЖУ. На железных дорогах был создан также секретно-агентурный надзор, что обязывало ЖПУ железных дорог иметь собственную секретную агентуру.
Параллельно со столичными губернскими жандармскими управлениями действовали охранные отделения, к которым довольно быстро перешли основные функции политической полиции на местах. Первое охранное отделение, называвшееся Отделением по охранению порядка и спокойствия в столице, было создано в 1866 году при канцелярии петербургского градоначальника в связи с начавшимися покушениями на Александра II. Вторым было Московское (Секретно-розыскное отделение при канцелярии московского обер-полицмейстера), созданное 1 ноября 1880 года по распоряжению министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова. Треть­им - созданное в 1900 году в Варшаве.
Деятельность первых охранных отделений оказалась, по мнению властей, успешной. В связи с разраставшимся революционным движением и слабостью губернских жандармских управлений власти все больше задумываются над тем, как усовершенствовать политический сыск, сделать его более организованным и гибким. В городах, где все чаще происходили выступления рабочих и учащейся молодежи, по инициативе Департамента полиции стали создаваться розыскные пункты (отделения). С августа 1902 года они открываются в Вильно, Екатеринославе, Казани, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе, Харькове, Перми, Симферополе (Таврическое), Нижнем Новгороде.
Эти учреждения должны были осуществлять политический розыск, вести наружное наблюдение и руководить секретной агентурой. В Положении о начальниках розыскных отделений, утвержденном 12 августа 1902 года министром внутренних дел В.К. Плеве, указывалось, что «на обязанности начальников отделений лежит приобретение секретных агентов, руководство их деятельностью, а также выбор и обучение наблюдательных агентов»3. В том же году циркулярно рассылается «Свод правил» для начальников охранных отделений, в котором говорится, что задачей этих отделений является розыск по политическим делам, осуществляемый через секретную агентуру и филерское наблюдение. В обязанности начальников отделений вошла и вербовка внутренней агентуры. Они должны были хорошо знать историю революционного движения, следить за революционной литературой, а также по возможности знакомить с ней своих секретных сотрудников, развивая в по­следних «сознательное отношение к делу службы»4. Начальники розыскных и охранных отделений подчинялись непосредственно Департаменту полиции, который давал общее направление их деятельности, распоряжался личным составом.
Создание сети новых охранных отделений произошло во многом в результате инициативы, проявленной начальником Московского охранного отделения, затем заведующим Особым отделом Департамента полиции С.В. Зубатовым. Однако отставка осенью 1903 года помешала ему реализовать свои планы в полном объеме.
По мере роста числа охранных отделений возникает и усиливается соперничество между губернскими жандармскими управлениями и охранными отделениями. В своих циркулярах Департамент неоднократно призывает их к «взаимопомощи», обмену сведениями. Во многом эти конфликтные ситуации возникали в связи с тем, что, хотя функции ГЖУ и охранных отделений были разделены, в действительности розыскная деятельность (за которую отвечали охранные отделения) и деятельность наблюдательная, а также проведение дознаний (которыми занимались ГЖУ) тесно переплетались. На практике отделить одно от другого порой было невозможно. Те руководители охранных отделений, которые проходили по штабу корпуса жандармов, в строевом отношении были подчинены начальнику ГЖУ. Последний, как правило, был в чине полковника или генерал-майора. Но в отношении служебном ему приходилось порой подчиняться младшему по чину начальнику охранного отделения.
В 1906-1907 годах по инициативе директора Департамента М.И. Трусевича проводится работа по созданию новых охранных отделений, розыскных частей, расширяется вся сеть учреждений политического розыска. В декабре 1907 года насчитывалось уже 27 охранных отделений.
9 февраля 1907 года Столыпин утверждает «Положение об охранных отделениях»5. В Положение вошли и пункты, касающиеся взаимоотношений с ГЖУ, обмена информацией между охранными отделениями. Жандармские и политические органы, получая сведения, относящиеся к роду деятельности охранных отделений, должны были сообщать их охранному отделению для разработки, обысков, выемок и арестов, которые не могли производиться без ведома начальника охранного отделения. В свою очередь начальники охранных отделений должны были осведомлять ГЖУ об обстоятельствах, интересующих последних в процессе производимых ими дознаний.
В 1906-1907 годах возникают охранные пункты. Они организуются прежде всего в местах, отдаленных от центра, там, где в тот период наблюдался рост «боевых» настроений среди населения. Первые охранные пункты были учреждены в Хабаровске, Пензе, Гомеле, Владикавказе, Екатеринодаре, Житомире, Костроме, Полтаве, Курске и ряде других городов.
Одновременно с работой по созданию охранных пунктов по предложению все того же Трусевича в системе политического сыска создаются совершенно новые учреждения - районные охранные отделения. 14 декабря 1906 года Столыпин утвер­ждает специальное Положение о районных охранных отделениях. Создавались они в «целях успешной борьбы с революционным движением, выражающимся в целом ряде непрерывно продолжающихся террористических актов, аграрных беспорядков, усиленной пропаганды среди крестьян, в войсках и во флоте»6. Положением о районных охранных отделениях на них возлагалась задача объединения всех функционирующих в пределах района (охватывающего несколько губерний) органов политического розыска. Большое внимание придавалось принятию быстрых решений, слаженной совместной работе охранных отделений и жандармских управлений, «чтобы деятельность носила более живой и планомерный характер». В одной из записок, датированной 1913 годом, директор Департамента полиции назвал районные охранные отделения «филиальным отделением» своего Департамента. Примечательно, что районные отделения организовывались так, чтобы сфера их деятельности совпадала (или почти совпадала) с районами действия окружных партийных комитетов РСДРП и других революционных партий.
Начальники местных охранных отделений непосредственно подчинялись начальнику районного охранного отделения. Губернские и уездные ЖУ и ЖПУ ж.д. в вопросах розыска также должны были руководствоваться указаниями начальника районного охранного отделения.
К числу основных задач районных охранных отделений принадлежали организация внутренней агентуры для «разработки» всех местных партийных организаций и руководство деятельностью агентуры и розыска в границах района. С этой целью начальники районных охранных отделений имели право созывать совещания офицеров, непосредственно ведущих политический розыск. Они также должны были информировать высшие розыскные учреждения о положении дел в революционном движении района, помогать в деле политического розыска соответствующим учреждениям других районов. Офицеры районных охранных отделений могли пользоваться всеми следственными и агентурными материалами жандармских управлений и охранных отделений. В случае необходимости им должны были быть известны и секретные сотрудники - агенты, находящиеся в ведении того или иного офицера жандармского управления и охранного отделения.
На первоначальном этапе своей деятельности районные охранные отделения сыграли немалую роль в разгроме партийных организаций, партийных комитетов, координации деятельности сыскных служб на местах. Их успехи подняли престиж розыскной деятельности среди властей, создали иллюзию возможного разгрома революционных организаций.
Однако возникли и сложности. По мере роста вмешательства районных охранных отделений в деятельность местных полицейских властей их взаимоотношения с работниками ГЖУ стали все более осложняться. Не помогали и периодически издаваемые Департаментом циркуляры с напоминанием о необходимости совместных усилий в борьбе с силами революции и обязательного взаимного информирования. Чиновники районных охранных отделений порой не проявляли должного такта в отношении своих губернских коллег. Жалобы и недовольство часто приводили к конфликтам и кляузам, которыми приходилось заниматься Департаменту полиции. С 1909 года деятельность районных охранных отделений ослабевает, что было в значительной мере связано с затишьем в деятельности революционных организаций.
В.Ф. Джунковский, назначенный в январе 1913 года товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией, поднял вопрос о целесообразности существования охранных отделений. К этому времени Департамент полиции постепенно начал упразднять охранные отделения в тех местностях, «где в таковых не имелось острой необходимости за подавлением революционных движений». Часть охранных отделений была объединена с губернскими жандармскими управлениями. Объединение происходило в тех губерниях, где начальник ГЖУ был достаточно подготовлен в деле розыска. Проводя эти мероприятия, Департамент полиции обосновывал их «государственной пользой», однако, как считали некоторые чины полиции, главная причина была в том, что Департамент не находил «иного выхода из создавшегося положения», когда между ГЖУ и охранным отделением начинались явно «ненормальные» отношения. В своих воспоминаниях В.Ф. Джунковский подробно пишет о своем отношении к охранным отделениям. «Будучи еще губернатором в Москве, - пишет Джунковский, - я всегда отрицательно относился к этим, возникшим на моих глазах, районным охранным отделениям вообще и, в частности, к таковому Московского центрального района, наблюдая все отрицательные стороны этого новшества. <...> Все эти районные и самостоятельные охранные отделения были только рассадниками провокации; та небольшая польза, которую они, быть может, смогли бы принести, совершенно затушевывалась тем колоссальным вредом, который они сеяли в течение этих нескольких лет»7.
15 мая 1913 года Джунковский распространил циркуляр, которым «совершенно секретно», «срочно» начальники Бакинского, Екатеринославского, Киевского, Нижегородского, Петроковского, Тифлисского, Херсонского и Ярославского ГЖУ, Донского и Севастопольского областных жандармских управлений извещались о ликвидации охранных отделений в их губерниях. В циркуляре указывалось: «Об­судив положение постановки розыска в текущий момент, в связи с проявлениями революционного движения в Империи и принимая во внимание, что охранные отделения, кроме учрежденных в законодательном порядке (имеются в виду Петербургское, Московское, Варшавское. - З.П.), рассматривались как учреждения временные, я признал целесообразным, в видах достижения единообразия организации розыскного дела и руководства им, влить и оставшиеся самостоятельные охранные отделения в составы местных губернских жандармских управлений»8. В скором времени все охранные отделения (кроме столичных) были ликвидированы, а их начальники стали руководителями вновь созданных розыскных частей ГЖУ.
Понимая, что принимаемые меры не могут не вызвать недовольства руководителей упраздняемых охранных отделений, Джунковский в том же циркуляре писал: «...считаю необходимым указать, что объединение в Вашем лице деятельности обоих учреждений не должно рассматриваться как унижение служебного достоинства начальника упраздняемого охранного отделения, ибо установление такого порядка <...> вызывается не другими какими-либо соображениями, как только интересами важнейших для чинов Отдельного корпуса жандармов обязанностей, путем улучшения условий ведения розыскного дела».
Вслед за ликвидацией охранных отделений Джунковский приступает к подготовке мер по упразднению районных охранных отделений. В 1914 году все районные охранные отделения, кроме Туркестанского и Восточно-Сибирского, были упразд­нены. Остальные действовали до 1917 года. Центральным звеном политиче­ского сыска на местах вновь, как и до 1902 года, стали ГЖУ.
Так было ликвидировано важное звено в структуре политического сыска. Как показали последующие события, предпринятые Джунковским меры не способствовали ни укреплению политической полиции, ни оздоровлению обстановки в отношениях между ее руководящими кадрами.
Выше были упомянуты работы, в которых содержится подробная и разноаспект­ная характеристика деятельности политического сыска конца XIX - начала ХХ века. Однако они дают главным образом внешний, «объективный» взгляд на работу Департамента полиции и охранных отделений. Но для понимания этих учреждений весьма важна и субъективная сторона - мотивы и цели деятельности их сотрудников, специфичность их видения ситуации, их самооценка. Ведь в их службе наряду со стороной карьерной, меркантильной была и сторона идейная, связанная с пониманием ими современной политической ситуации и своего долга, своей функ­ции в государственной и общественной жизни.
Вот, например, «Обзор современных условий служебного положения губерн­ского жандармского управления и ряд соображений относительно изменения их организации и порядка деятельности», подготовленный начальником Воронежского ГЖУ Н.В. Васильевым. Автор критически оценивал состояние политического сыска и его кадровый состав. Выход из положения он видел, в частности, в объединении Корпуса жандармов с общей полицией, а также в организации курсов для повышения квалификации работников сыска.
Перед нами - жандарм-философ. Он пишет: «Убить идею нельзя. Эволюция человеческой мысли совершается безостановочно, неудержимо трансформируя взгляды, убеждения, а затем и социальный строй жизни народов. История революционных движений учит нас, что остановить ход крупных исторических событий невозможно, как невозможно человеку остановить вращение Земли. Но та же история приводит на своих страницах слишком полновесные доказательства того, что пионеры революции, полные энергии и увлечения, всегда бывали утопистами и в своей борьбе с общественной косностью, в своем стремлении воссоздать новые формы жизни обыкновенно не только не содействовали прогрессу своей родины, но нередко служили тормозом правильному ходу развития общественного самосознания. Роль пионеров в истории осуждена самой историей. Человечеству свойственно заблуждаться, и передовики-теоретики, как бы ни были, по-видимому, идеальны их стремления, не были и не будут истинными вождями народа...»
Васильев считал, что система, которая «стойко выдержала борьбу» в течение полувека, «вряд ли нуждается в коренном преобразовании», но «существующее здание жандармского надзора следует достроить, приспособить к современным требованиям»... Но не подвергать «ломке» и «пересозданию»9.
Важным источником сведений по данному вопросу являются воспоминания чиновников Департамента полиции, жандармерии, лиц, связанных с русским политическим сыском. Однако подавляющее большинство их выходили в эмиграции, а в России переизданы лишь немногие10. Данный сборник призван заполнить существующую лакуну. Из представленных в нем пяти книг четырех авторов лишь одна (А.В. Герасимова) выходила в России, а книга А.Т. Васильева на русском языке выходит вообще впервые.

Воспоминания Герасимова, небольшие по объему, впервые были изданы в 1934 году на немецком и французском языках. Александр Васильевич Герасимов родился 7 ноября 1861 года, получил образование в Харьковском реальном училище, затем закончил Чугуевское пехотное юнкерское училище по первому разряду. После окончания училища поступил в 1883 году на военную службу в чине прапорщика, которую проходил в 61-м Резервном пехотном батальоне. В ноябре 1889 года он перевелся в Корпус жандармов и прошел путь от поручика до генерал-майора. Первое его место службы было связано с Самарой, куда он был направлен как адъютант Самарского губернского жандармского управления. Через два года он про­должил службу в Харькове, вначале также адъютантом, а потом помощником начальника Харьковского губернского жандармского управления (с сентября 1894 г.)11.
В переписке Департамента полиции высоко оценивается старание и усердие ротмистра А.В. Герасимова. В одной из справок о его деятельности говорилось, что Герасимов «обратил на себя внимание способностями и трудолюбием», в течение трехлетней службы в ГЖУ «оказал весьма существенные услуги по делам политического розыска». Герасимова периодически командировали в различные местности для оказания помощи коллегам, а порой и для проверок, и он всегда «с отличным успехом выполнял возложенные на него поручения, вполне оправдывая оказанное ему доверие»12.
В 1902 году, когда стали создаваться охранные отделения, Герасимов был назначен начальником Харьковского охранного отделения. В уже цитированном документе указывалось, что «с первых шагов своего заведования отделением ротмистр Герасимов сумел поставить доверенное ему дело на надлежащую высоту, результатом чего была постоянная успешная деятельность отделения, в район коего, помимо г. Харькова входили и другие города Харьковской губернии. Кроме того, названный офицер вполне успешно исполнял возлагавшиеся на него поручения по организации розыска и наблюдения в других местностях вне района наблюдения»13. В 1903 году Герасимов «вне правил» был произведен в чин подполковника. В феврале 1905 года по представлению директора Департамента полиции А.А. Лопухина он занял должность начальника Петербургского охранного отделения. В послужной характеристике указывалось, что его назначение состоялось как офицера, отличившегося «испытанною уже опытностью, глубоким знанием дела и редкой преданно­стью служебному долгу...».
В Петербурге он активно берется за дело, наводя порядок в самом охранном отделении и активно занимаясь борьбой с революционным движением. Генерал-майор Д.Ф. Трепов, чрезвычайно довольный его действиями, считал, что благодаря его «исключительно умелой распорядительности и энергии были задержаны <...> все главные распорядители смуты», обнаружены «мастерские разрывных снарядов, предупрежден ряд акций», причем «вся работа проводилась при постоянной угрозе со стороны революционеров».
В июне 1905 года «вне правил» Герасимов получил чин полковника, в 1906 году орден св. Владимира 3-й степени, на следующий год, в 1907 году, ему присвоен чин генерал-майора, в 1908-м он удостаивается высочайшей благодарности, а 1 января 1909 года награждается орденом св. Станислава 1-й степени.
Постоянное внимание и благожелательность Трепова, затем Столыпина подогревали амбиции Герасимова: Петербургское охранное отделение, которое он возглавлял, было одним из самых крупных в России; он добился самостоятельных до­кладов министру (чего ранее не было).
Четыре года длилась его служба на посту начальника Петербургского охранного отделения. В основном этому периоду и посвящены его воспоминания. В переписке Департамента полиции и Министерства внутренних дел указывалось, что за эти годы он подорвал свое здоровье, часто обращался к врачам.
В апреле 1909 года Герасимов переходит в Министерство внутренних дел как генерал для особых поручений при министре. Он часто ездит в командировки с целью проверки деятельности учреждений политического сыска и работы отдельных лиц.
Работая в свое время со Столыпиным, Герасимов предполагал получить пост товарища министра внутренних дел, заведующего полицией. Но после гибели Столы­пина и ухода А.А. Макарова с поста министра внутренних дел оборвалась та нить, которая крепко связывала его с этим министерством. А назначение В.Ф. Джунковского в январе 1913 года товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией окончательно разрушило его планы. В министерство пришли новые люди, с которыми Герасимова практически ничего не связывало. Его служебная карьера закончилась в начале 1914 года, после того как в декабре 1913 го­да он подал рапорт об отставке. При отставке за прежние заслуги ему дали чин генерал-лейтенанта.
Воспоминания Герасимова посвящены почти исключительно борьбе с одним направлением в революционном движении - террором. Один из лидеров эсеровского движения В.М. Чернов, ознакомившись с книгой Герасимова, писал: «Лишь после того, как вышли (на немецком языке) воспоминания генерала Герасимова, нам окончательно выяснилась общая картина катастрофы, постигшей нашу боевую работу, как раз в то самое время, когда Бо (боевая организация. - З.П.) по планам партии должна была довести свои атаки на царский режим до максимальной энергии»14. Воспоминания Герасимова интересны и тем, что они отразили очень важный момент жизни эсеровской партии, ее «изнанку» и тот кризис, который она переживала в связи с предательством Азефа.
Другой автор, воспоминания которого включены в сборник, - Павел Павлович Заварзин. Находясь в эмиграции, он одним из первых в 1924 году выпустил свои воспоминания «Работа тайной полиции». Через шесть лет, в 1930 году, он опубликовал вторую книгу - «Жандармы и революционеры», которая частично повторяет и частично дополняет первую.
Заварзин родился 13 февраля 1868 года в семье дворян Херсонской губернии. Он получил общее образование в Одесском реальном училище, затем закончил Одесское пехотное юнкерское училище по первому разряду. В 1888 году в чине подпоручика он поступил на службу в 16-й Стрелковый батальон его величества и прослужил там 10 лет. В составе этого батальона он находится в Ливадии в дни кончины Александра III, охранял гессенскую принцессу Аликс (будущую императрицу Александру Федоровну) в дни приезда ее в Россию, в Ливадию, за что ему был пожалован Кавалерийский крест 2-го класса гессенского ордена Филиппа Великодушного.
В мае 1898 года в чине поручика он переходит в Корпус жандармов. Первоначально Заварзин служит адъютантом в Бессарабском ГЖУ, с августа 1899 года адъютантом в Таврическом ГЖУ, где получил чин штаб-ротмистра. Через несколько месяцев, в мае 1900 года, его переводят помощником начальника Волочисского отделения Киевского жандармско-полицейского управления железной дороги. В конце года, в декабре, он получает чин ротмистра. В июне следующего года его переводят на должность начальника Лубенского отделения Московского-Киевского жандармско-полицейского управления, а через два года прикомандировывают к Бессарабскому ГЖУ и назначают на должность начальника только что созданного Бессарабского охранного отделения.
На следующий год, с июня 1904 года, его переводят на должность помощника начальника Могилевского ГЖУ в Гомельском уезде. Революционные события 1905 года в России и драматическая ситуация в Одессе требовали укрепления этого района опытными кадрами, знакомыми с этим городом и обстановкой. Поэтому Заварзина, не прослужившего и месяца в его новой должности, переводят в Одессу начальником охранного отделения, а с 7 июля 1905 года он возглавляет Донское областное охранное отделение, 11 августа 1906 года его переводят начальником отделения по охранению общественной безопасности в г. Варшаве15.
Служба в Варшаве продолжалась почти три с половиной года. Это был довольно сложный период деятельности Заварзина, так как революционные организации в Варшаве были очень сильны, у них хорошо была поставлена конспирация.
Опираясь на свой уже достаточно большой опыт, Заварзин смог эффективно использовать работу секретных сотрудников, работавших в Варшавском охранном отделении. К сожалению, Заварзин очень скупо рассказывает о своей секретной агентуре, упоминая в основном лишь тех, кто погиб до революции.
Успешное осуществление политического сыска в Кишиневе, Одессе, Ростове-на-Дону и особенно в Варшаве обеспечило Заварзину репутацию специалиста высокого класса, и в конце 1909 года он был назначен начальником Московского охран­ного отделения (подполковник с 6 декабря 1906 г.)16.
Заварзин явился инициатором создания Инструкции Московского охранного отделения по организации и ведению внутренней агентуры. В ее основу была положена секретная Инструкция Департамента полиции, изданная в 1907 году. Причиной, побудившей его написать «свою» инструкцию, была та, что инструкция Департамента была издана в ограниченном числе экземпляров и разослана лишь начальникам восьми районных охранных отделений. Многие начальники ГЖУ ее видели только из рук руководителей районной охранки. Инструкция была строго засекречена, поскольку боялись, что она может попасть в руки революционеров, которые раскроют все «хитрости» «охранки».
Инструкция Московского охранного отделения, подготовленная Заварзиным, была интересней, написана более доступным языком и давала конкретные советы по приобретению секретной агентуры, общению и работе с этой агентурой, конкретизировала различные категории секретных сотрудников: вспомогательных агентов, штучников и т.д.17 Однако текст ее не был согласован с Департаментом полиции. И когда в начале 1911 года через министра внутренних дел инструкция попала к начальнику Особого отдела Департамента полиции А.М. Еремину, который был одним из разработчиков инструкции Департамента полиции, она привела его в негодование. Возмутился и директор Департамента18.
Нормальные, и даже порой дружеские отношения Заварзина с московскими властями резко контрастировали со становившимися все более напря­женными отношениями с Департаментом полиции. В июле 1912 года Заварзина переве­ли в Одессу начальником жандармского управления. Это не считалось понижением по службе, но в действительности означало, что пик карьеры остался позади.
Характеризуя Заварзина, Мартынов пишет в публикуемых в данном сборнике воспоминаниях: «Надо сказать, что полковник Заварзин, несмотря на всю примитивность своей натуры, недостаточное общее развитие, на, так сказать, “малокультурность”, все же после четырнадцатилетней службы в жандармском корпусе об­ладал практикой розыскного дела». Отдавая должное его профессионализму, Мартынов в то же время считает, что он был смещен с должности начальника Московского охранного отделения не только за упущения по проведению в жизнь мероприятий Департамента полиции, но просто по несоответствию этой сложной должности.
Однако не во всем можно согласиться с Мартыновым. Заварзин действительно звезд с неба не хватал, но он был трудолюбив и исполнителен, не конфликтовал с коллегами, знал свое дело и оставил свое отделение Мартынову в отличном сос­тоянии.
2 июня 1914 года семья Николая II возвращалась из Румынии через Одессу. Эта поездка царской семьи была запланирована как тайные смотрины наследника румынского престола. Ходили слухи, что его прочат в мужья старшей великой княжне Ольге Николаевне. Княжне ничего не говорили об этом, но принц явно не произвел впечатления не только на Ольгу Николаевну, но и на всю семью.
Встреча императора в Одессе была организована четко. «За отличный порядок в Одессе во время пребывания Его Императорского величества Николая II и августейшей семьи» Заварзину было объявлено «Высочайшее благоволение»19.
3 июня 1916 года Заварзин был назначен начальником Варшавского губернского жандармского управления. Однако, в связи с войной и эвакуацией Варшавского ГЖУ, он переехал в Петроград. Там он временно прикомандировывается к Петроградскому ГЖУ и поступает в распоряжение Министерства внутренних дел. Периодически министерство и Департамент полиции посылают его в командировки по России.
События февраля 1917 года застали его в Петрограде. Как и большинство высших петербургских чиновников, Заварзин был арестован в первые дни Февраль­ской революции Чрезвычайной следственной комиссией для расследования действий бывших министров и прочих должностных лиц. Немногим более месяца он находился в заключении и вскоре смог уехать из России.
Наиболее подробные воспоминания («Моя служба в Отдельном корпусе жандармов») оставил самый молодой представитель этой жандармской когорты - полковник А.П. Мартынов. Они были написаны позднее, чем это сделали его коллеги; работал автор над ними с перерывами пять лет (1933-1938). Поэтому, может быть, они более продуманны, а порой более откровенны в оценках, симпатиях и антипатиях. Опубликованы они были в 1972 году в США уже после его смерти.
Мартынов родился 14 августа 1875 года в Москве в дворянской семье. Получил образование в 3-м Московском кадетском корпусе, затем закончил 3-е Александровское училище по первому разряду. Служил во 2-м Софийском пехотном полку, потом в 7-м Гренадерском Самогитском полку. В это время его старший брат Николай уже служил в Корпусе жандармов, и постоянным желанием автора воспоминаний было также определиться в Корпус жандармов, куда он и был принят в мае 1899 года.
Весь его жизненный путь до Октябрьской революции - служба в ГЖУ и охранных отделениях - прослеживается по его воспоминаниям. Поэтому ограничимся лишь краткими сведениями о нем. Сразу после поступления в Корпус он был определен младшим офицером в Московский жандармский дивизион. После прохождения курсов штаба Корпуса жандармов служил адъютантом в Петербургском ГЖУ, в январе 1903 года переведен помощником начальника Петроковского ГЖУ, в феврале 1903-го вернулся в Петербургское ГЖУ; самостоятельную работу начал в Саратовском охранном отделении, куда был направлен в июле 1906 года начальником отделения. После шести лет пребывания на этой должности его переводят (12 июля 1912 г.) в Москву начальником Московского охранного отделения.
Давая общую оценку работы и деловых качеств Мартынова и ходатайствуя в мае 1916 года о награждении его орденом князя Владимира 4-й степени «вне всяких правил», московский градоначальник генерал-майор В.Н. Шебеко писал: «Из первых докладов, сделанных мне лично полковником Мартыновым о той активной деятельности, которую чины Отделения проявили и проявляют в деле борьбы с анархией, - я убедился в личных недюжинных способностях и энергии означенного штаб-офицера, который постоянно неутомимо лично руководит всеми делами политического розыска в таком трудном пункте, как город Москва, поддержание порядка в котором отражается на деятельности революционных организаций всей Империи <...> чины Отделения, несмотря на подавляющую массу занятий, особенно увеличившихся вследствие переживаемых родиной обстоятельств, работают охотно с отменным усердием - благодаря умению полковника Мартынова поселить в среде своих подчиненных дух стремления к честному выполнению служебных обязанностей. <...> Систематическая и упорная работа полковника Мартынова в деле борьбы с революционными деятелями при несомненной наличности выдающихся способностей к розыску и при большой трудоспособности имели своим последствием полную дезорганизацию московских подпольных организаций этих деятелей»20.
В первый же день волнений в Петрограде (а они сразу стали известны в Москве) Мартынов 28 февраля обратился в счетное отделение казначейства Московского градоначальства с просьбой выдать 10 000 рублей на расходы по охранному отделению. Деньги были розданы служащим отделения в качестве аванса за март месяц. В 1918 году его привлекли к уголовной ответственности за этот поступок и обвинили «в растрате и присвоении вверенных ему по должности казенных денег». Но все свидетели подтвердили получение денег, что было доказано и финансовой документацией. Себе же Мартынов оставил 1000 рублей, «удержав их также за счет содержания своего за март месяц». Его оправдали. В своем заключении от 11 мая 1918 года, подписанном Е.Ф. Розмирович и Н.В. Крыленко, было сказано: «По обстоятельствам того времени» это вызывалось «простой житейской необходимостью, ввиду особого служебного положения чинов охранного отделения» и необходимостью «обеспечить их существование в ближайшее время»21.
Через несколько дней после восстания в Петрограде начались волнения в Москве. 1 марта 1917 года ворвавшаяся в помещение охранного отделения и квартиру Мартынова, находившуюся в этом же здании, толпа ломала шкафы, картотеки, выбрасывала на улицу документы и разжигала костры. Горели дела, альбомы, каталоги, фотографии22. Судя по докладной записке Мартынова от 13 марта 1917 года, его в это время в городе не было, но некоторые считают, что он был в Москве и даже принимал участие в этой акции. Во всяком случае, при погроме чувствовалась «своя» рука. Материалы всех подразделений Московского охранного отделения практически не были тронуты, кроме одного - агентурного отдела, где хранились материалы агентурных сводок, картотека агентурного отдела, по которой можно было выявить секретных сотрудников Московского охранного отделения. Кое-какие фотографии и документы уже потом были взяты из стола начальника «охранки».
В первые дни марта новая власть разыскивала Мартынова, но, как он потом писал, ему было сложно вернуться обратно в Москву. По возвращении он написал рапорт, поданный комиссару Москвы 13 марта 1917 года. Рапорт интересен не только с точки зрения чисто служебных отношений, но и как документ, содержащий политическую оценку происходившего. Считая обстановку сложной и особенно сложной для бывшего начальника охранного отделения, он пишет: «Прежде всего считаю долгом заявить о моем полном подчинении настоящему правительству и что никаких мер или действий, могущих нанести ему какой-либо вред, я не пред­принимал и никогда не предприму, с самого начала принятия им власти, прекратив всякую работу вверенного мне отделения. <...> Должен также доложить, что с последних дней февраля с.г., когда в градоначальстве не было получено никаких инструкций из Петрограда, но было определенно известно, что Временное правительство взяло в свои руки управление страной - всякое противодействие ему только осложняло положение, поэтому я распорядился по Отделению, чтобы никаких арестов не производили, чтобы те арестованные, которые числились содержанием под стражей за градоначальником, были бы освобождены. <...> Глубоко убежден, что ни один из моих подчиненных, как из офицерского состава, так чиновников и низших служащих, и не стал бы принимать никаких мер, ведущих к вреду для Временного правительства, так как было совершенно ясно, что идти против общего желания бессмысленно, вредно и могло бы создать только крайне нежелательные осложнения, особенно в то тяжелое время, которое мы все переживаем. Невероятное ослепление, в котором находилась старая власть, не умевшая слушать тех предостерегающих докладов, которые ей неоднократно делали, указывавших и на падение престижа династии, и на всеобщее негодование, ставило в невозможное положение службу при этом режиме»23. Стоит отметить, что доклады Мартынова внимательно прочитывались непосредственным руководством, но многие материалы подобного рода складывались министром внутренних дел Протопоповым «под сукно».
Далее в рапорте Мартынов говорит о своем желании и желании своих подчиненных уйти на фронт - «вступить на общем основании в действующую армию и своей службой и в ее рядах и кровно быть действительными защитниками родины и верными слугами Временного правительства»24.
В начале апреля 1917 года А.П. Мартынов был арестован. Первоначально он содержался на дворцовой гауптвахте в Кремле, в июне был переведен в Московскую губернскую тюрьму. Его допрашивали в Комиссии по обеспечению нового строя. Вопросы касались его непосредственной службы по политическому сыску и руководству им и секретной агентуры. Свои показания Мартынов оформил в виде «Записки об организации системы политического сыска». На вопрос о конкретных секретных сотрудниках, и в частности, о наличии в Московском охранном отделении агентуры среди военных, Мартынов отвечал устно. «Насколько я помню, - говорил он, - в Саратовском охранном отделении сыщиков военной агентуры не было, равно как и не было ее при мне и в Московском охранном отделении. По поводу представленного мне списка (Мартынову был предъявлен список вспомогательных агентов МОО, датированный 1911 г. - З.П.) я ничего не могу сказать, тогда я не служил. От Заварзина военной агентуры я не принял и сам таковую не заводил, относясь лично к этому отрицательно, считая, что политический розыск из военной среды бесполезен и может быть доставлен при нужде со стороны»25. Стоит отметить, что отрицательное отношение Мартынова к учреждению секретной агентуры среди военных совпало с позицией бывшего товарища министра внутренних дел В.Ф. Джунковского, который так же резко отрицательно выступал против наличия агентуры в армии и своим распоряжением упразднил ее26. Однако если Мартынов считал заведение агентуры в армии делом бесполезным, то Джунковский свое решение мотивировал этическими соображениями, считая доносительство на коллег и начальство в военной среде явлением аморальным.
Одной из основных задач Комиссии по обеспечению нового строя, которая допрашивала Мартынова, было выявление секретной агентуры Московского охранного отделения. Материалы агентурного отдела были практически уничтожены пожаром, поэтому списки секретных сотрудников составлялись по косвенным данным, а затем уточнялись, многое было восстановлено по материалам Департамента полиции, на допросах офицеров «охранки». Судя по ответам Мартынова, он не скрывал имен тех агентов, с которыми работал, давал сведения о внешности некоторых сотрудников, их деловых качествах. Судя по протоколам, он стремился оставить впечатление о себе как о специалисте, знания которого еще могут быть полезными новым властям.
Обстоятельства для него складывались благоприятно, в том числе и после Октябрьской революции. В ноябре 1917 года появилась возможность освободиться под залог. Его жена Евгения Николаевна внесла в Московское казначейство залог в 5000 рублей, и судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда Д.П. Евневич подписал постановление об освобождении Мартынова из тюрьмы. Еще раньше был освобожден сын Александр, арестованный вместе с ним.
Ему, однако, было ясно, что оставаться в России нельзя.
Весной 1918 года Мартынову вместе с семьей удалось бежать на юг. Он вступил в Белую армию, служил в контрразведке на Черноморском флоте, затем из Крыма выехал в Константинополь. Вместе с бывшим начальником Московского сыскного отделения А.Ф. Кошко организовал в Константинополе частное детективное бюро.
В 1923 году Мартынов с семьей переехал в США, где некоторое время работал в Нью-Йорке по охране банков, контор и т.д. В 1951 году он переехал в Калифорнию и вскоре умер в Лос-Анджелесе.

«Охрана - русская тайная полиция» - такое название дал своим воспоминаниям последний директор Департамента полиции А.Т. Васильев. Слово «охрана» в этих воспоминаниях имело довольно емкий смысл и обозначало как политическую полицию в целом, так и ее составные части: руководящий орган - Департамент полиции, губернские жандармские управления и охранные отделения. «Охрана» - это практически синоним слова «охранка», которое в то время было широко распространено.
Васильев, единственный из представленных в книге мемуаристов, не был военным и не принадлежал к Корпусу жандармов. Однако по своим служебным обязанностям он должен был бороться с силами оппозиции, как и жандармы.
Должность директора Департамента полиции была пиком служебной карьеры Васильева. В перспективе он должен был стать товарищем министра внутренних дел, но к Февральской революции 1917 года успел стать лишь исполняющим обязанности товарища министра. Из всех четырех мемуаристов Васильев занимал самый высокий пост, находился в центре событий, но оказался менее прозорливым, чем его сослуживцы. Свидетельством этого могут быть слова, сказанные Васильевым на аудиенции у императрицы Александры Федоровны в октябре 1916 года при назначении его на пост директора Департамента. На вопрос императрицы о волнениях он ответил, что «революция совершенно невозможна в России. Конечно, есть среди населения определенное нервное напряжение из-за продолжающейся войны и тяжелого бремени, которое она вызвала, но народ доверяет царю и не думает о восстании», и далее добавил, что любые выступления будут быстро подавлены.
А.Т. Васильев родился в 1869 году в Киеве. Там же в 1891 году окончил юридический факультет университета Св. Владимира и поступил на государственную службу в прокуратуру по Киевскому судебному округу. В 1894 году он был назначен судебным следователем в г. Каменец-Подольск, а через год перешел на должность товарища прокурора Луцкого окружного суда. В этой должности Васильев работал потом в Киеве (1901-1904), затем был переведен в Петербург. В первые годы своей службы в прокуратуре Васильев занимался в основном уголовными делами, а в Петербурге работал в тесном контакте с Петербургским ГЖУ, вел наблюдение за производством дознаний по делам политическим.
В 1906 году Васильев перешел из ведомства Министерства юстиции в Министерство внутренних дел; он служил в Департаменте полиции чиновником особых поручений 5-го класса. В связи с тем, что в этот период возникли сложности в подборе руководителей самого ответственного подразделения Департамента полиции - Особого отдела, он несколько месяцев заведовал этим отделом. Одновременно по распоряжению товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова и министра внутренних дел П.А. Столыпина он проводил инспектирование ряда охранных отделений, учреждений политического сыска.
Занимая должность чиновника особых поручений, он курировал работу Особого отдела, порой исполняя обязанности вице-директора Департамента полиции. В Департаменте Васильев проработал два года и вернулся в прокуратуру. В 1908 году он был назначен в Петербургскую судебную палату, с 1909-го занимал прежнюю должность товарища прокурора Санкт-Петербургского окружного суда. Через четыре года Васильев возвращается в Департамент полиции на прежнюю должность чиновника особых поручений, но уже 4-го класса и исполняет обязанности вице-директора Департамента полиции по политической части.
Во многом этому возвращению способствовал новый товарищ министра внутренних дел В.Ф. Джунковский. В своих воспоминаниях он писал: «...я пригласил исправляющим должность вице-директора по заведованию особым отделом Департамента товарища прокурора статского советника Васильева. Я его не знал, но мне рекомендовали его как благородного и честного человека, а кроме того, меня прельстило то, что он одно время служил уже в Департаменте по политической части, следовательно, был знаком с механизмом этого дела». Далее Джунковский, правда, дополняет эту характеристику отнюдь не лестными словами: «Потом мне пришлось весьма раскаяться в этом назначении, сознать свою ошибку, слишком я поторопился. Васильев оказался ленивым и мало способным к своей должно­сти и не был чужд отрицательных приемов охраны, хотя это был человек вполне порядочный»27.
3 ноября 1915 года Васильев был назначен членом Совета Главного управления по делам печати. Но расстался Васильев с Департаментом всего на год. Новый министр внутренних дел А.Д. Протопопов питал дружеское расположение к нему и вскоре после своего назначения пригласил занять пост директора Департамента. 28 сентября 1916 года последовал высочайший именной указ о назначении Васильева. Это назначение было неожиданным для многих и, судя по свидетельству Васильева, для него самого. В интервью с журналистами сразу после назначения он сказал: «Почти всю свою службу я провел в прокуратуре, право и закон являются единственными руководящими началами. Эти начала, которые я стремился осуществлять в течение всей предшествовавшей моей службы, я намерен положить в осно­вание настоящей моей деятельности на посту директора Департамента полиции. - Во всех частных отдельных случаях я буду с полным благожелательством относиться к интересам населения, но, конечно, в тех пределах, в которых это позволит соблюдение государственной пользы. Никакой предвзятости, тенденциозности у меня нет. На первом плане должно стоять соблюдение высших государственных интересов и пользы многомиллионного населения Империи».
Судя по отзывам хорошо знавших его людей, Васильев был человеком благожелательным, опытным юристом, любил консультировать, «натаскивать» своих коллег. Но в сложных ситуациях на себя многого не брал. В этом плане характерно его интервью, данное корреспонденту газеты «Колокол» по поводу его планов: «У меня, директора Департамента полиции, особой программы нет. Вся деятельность подведомственного мне Департамента сводится к исполнению распоряжений свыше. У министра, в ведении которого Департамент находится, есть своя программа, и этой программы должен придерживаться и я...»28
В своих письменных объяснениях, данных Чрезвычайной следственной комиссии, он выразил свое отношение к работе более определенно: «Я всегда считал, что Департамент полиции не должен играть какой-либо самостоятельной роли, а должен служить центром, где сосредоточиваются те или иные сведения, по существу коих должен так или иначе оперировать лишь министр внутренних дел. Вот почему я обещал последнему при вступлении в должность: трудолюбие, правдивость и полное отсутствие каких-либо дел, которые проделывались бы без его, министра, ведома.
Я держался того убеждения, что я являюсь одним из многих директоров центральных учреждений, что никаких особых преимуществ мне не присвоено и что какую-либо особую политикою я заниматься не буду, да и не могу, так как не склонен к этому по складу своего характера. Полагал я, что буду лишь начальником учреждения, коему я постараюсь привить порядочные начала, и что если такие мои намерения не будут соответствовать видам и желаниям начальства, то я уйду с должности без всякого сожаления»29.
Такой взгляд на свои обязанности многое объясняет в деятельности самого Васильева и подведомственного ему учреждения в месяцы, предшествовавшие революции.
Эти высказывания звучат тем более неожиданно, что министром внутренних дел в этот период был Протопопов - лицо, не искушенное в делах Департамента полиции и в организации системы политического сыска. Историк П. Щеголев писал, что Васильев выступал вторым лицом, подыгрывал своему министру и, по-ви­димому, оказывал ему помощь в использовании Департамента полиции в личных целях. Послать агента для разведывания, что говорят о министре в правительственных кругах, перлюстрировать письма лиц, интересующих министра, - вот повсе­дневная работа директора Департамента полиции при Протопопове30.
Эта характеристика подтверждается высказыванием С.П. Белецкого, бывшего директора Департамента полиции, затем товарища министра внутренних дел. В своих показаниях, данных Чрезвычайной следственной комиссии, он писал, что Протопопов сблизился с Васильевым благодаря Курлову и Бадмаеву. «В Васильеве <...> Протопопов, как он мне лично передавал, ценил главным образом исключительную преданность его личным интересам, в жертву которых Васильев в последнее время принес даже свои старые дружеские связи с П.Г. Курловым»31.
Ходили слухи, что другие товарищи министра не пожелали брать на себя ответственность - заведование полицией32. В данном случае, очевидно, Протопопов и не хотел иметь какую-либо фигуру между собой и Васильевым, предпочитая непо­средственный контакт.
В октябре 1916 года газеты сообщали о перераспределении полномочий между министром внутренних дел и директором Департамента полиции. Если ранее директор Департамента был подчинен товарищу министра внутренних дел, который заведовал Департаментом полиции, то теперь - непосредственно министру внутренних дел. Кроме того, «по особому докладу предполагалось предоставить Васильеву права товарища министра»33. И действительно, вскоре было опубликовано высочайшее повеление по данному вопросу: «25 ноября 1916 г. Его Императорское Величество Всемилостивейше повелеть соизволил возложить исполнение обязанностей товарища министра внутренних дел по заведованию департаментом полиции на директора департамента действительного статского советника Васильева, с предоставлением ему права присутствовать за министра в правительствующем сенате и высших государственных установлениях, а равно права подписывать бумаги по сему департаменту и решать текущие доклады сметного и распорядительного характера Департамента полиции»34.
Февральская революция преподнесла много неожиданностей Васильеву. В первых числах марта он явился с письмом к М.В. Родзянко в Государственную думу, в котором писал: «Считаю своим долгом довести до сведения Вашего, что только сегодня, оправившись после перенесенных событий, я приеду в Государственную Думу, чтобы передать себя в распоряжение Временного исполнительного комитета Государственной Думы». В тот же день вместе с письмом он был арестован и доставлен в Таврический дворец35.
Впоследствии Васильев содержался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. 5 сентября в связи с «болезненным состоянием» был переведен в хирургическое отделение Петроградской одиночной тюрьмы, а в октябре был выпущен под залог36.
Впоследствии ему вместе с женой удалось выехать за рубеж.
Воспоминания Васильева были написаны во Франции. Последние годы жизни он провел в «Русском доме» в Сен-Женевьев-де-Буа, где нашли пристанище малоимущие русские эмигранты Парижа.
Он умер в 1930 году, в год издания своих воспоминаний в Лондоне на английском языке. Книга была написана по-русски, затем переведена на английский. К сожалению, русский оригинал найти не удалось, поэтому книга публикуется в обратном переводе. Очевидно, специфика книги была сложна для английского переводчика, который не был достаточно силен в российских терминах, касающихся полиции, и, может быть, не знал всех нюансов и сложностей работы российской спецслужбы.

Включенные в книгу воспоминания четырех представителей политической полиции царской России последних лет ее существования не равноценны по своему содержанию и объему, в каких-то деталях они дополняют друг друга, в каких-то демонстрируют разную оценку одних и тех же событий. Без всякого сомнения, подобный «разнобой» позволяет глубже ощутить сложности и противоречия, включая и противоречия личного порядка, которые налагали существенный отпечаток на характер и деятельность сыскных служб.
Все четыре автора говорят об одних и тех же событиях, делах и людях: о методах работы политической полиции, об отношении к провокации и что они считают провокацией, об Азефе, Распутине, убийстве Карпова, убийстве Распутина. Но каждый из них вносит свое видение событий, дополнительные нюансы, свое отношение к лицам и фактам. В результате читатель получает многомерную, объемную картину происшедшего.
Рисуя без прикрас и со знанием дела картину местного политического сыска России, авторы дают возможность читателю увидеть реальных людей и реальные учреждения этого сыска, а заодно и отбросить примитивные штампы, которые навязывались ему в недалеком прошлом.

Благодарю О.В. Будницкого, Д.И. Зубарева, Г.С. Кана, К.Н. Морозова, Г.А. Смолицкого, А.В. Шмелева, М. Шрубу за справки и консультации, а профессора Чикагского университета Дж. Дейли за копии вышедших за рубежом книг, использованные при подготовке данного издания.

З. Перегудова

Здесь читайте:

Заварзин П.П. Жандармы и революционеры . В кн.: "Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Тома 2, М., Новое литературное обозрение, 2004.

.

Охранное отделение

Групповое фото сотрудников Петербургского охранного отделения. 1905.

Охра́нное отделе́ние , (просторечное охра́нка распространено в советской исторической литературе) - название структурных органов департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи , ведавших политическим сыском . В системе государственного управления Российской Империи в конце XIX - начале XX вв. они занимали одно из важнейших мест .

История

Первое охранное отделение было создано в 1866 году при канцелярии Санкт-Петербургского градоначальника после покушения Дмитрия Каракозова на императора Александра II , оно называлось «Отделение по охранению порядка и спокойствия в столице ». 12 мая 1886 года был утвержден штат Санкт-Петербургского Охранного отделения, которое с 9 апреля 1887 года стало именоваться «Отделением по охранению общественной безопасности и порядка в городе Санкт-Петербурге ». Санкт-Петербургское Охранное отделение, являясь органом Департамента полиции Министерства внутренних дел, непосредственно подчинялось Санкт-Петербургскому градоначальнику. Отделение имело в своем составе общую канцелярию, охранную команду, Центральный филерский отряд и Регистрационное бюро. Общая канцелярия состояла из восьми столов.

Вторым охранным отделением было Московское, созданное 1 ноября 1880 года по распоряжению министра внутренних дел М. Т. Лорис-Меликова . Первое время оно существовало как «Секретно-розыскное отделение при Канцелярии Московского обер-полицмейстера » В 1881 году оно было переименовано в «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в городе Москве ». Московское Охранное отделение, также являясь органом Департамента полиции Министерства внутренних дел, непосредственно подчинялось Московскому градоначальнику. В ряде случаев Московское Охранное отделение в своей розыскной деятельности выходило за пределы Москвы и Московской губернии, выполняя роль общероссийского центра политического розыска. Непосредственным исполнителем этой задачи был так называемый «Летучий отряд филеров» или «Особый отряд наблюдательных агентов», созданный в 1894 году при Московском Охранном отделении. Возглавлял отряд Е. П. Медников , непосредственным руководителем которого был начальник Охранного отделения С. В. Зубатов . В 1902 году «Летучий филерский отряд» при Московском Охранном отделении был упразднен; его заменили постоянные разыскные пункты, созданные при губернских жандармских управлениях и вновь сформированный «Летучий филерский отряд» при Департаменте полиции из наиболее опытных филеров Московского Охранного отделения.

Третье Охранное отделение, Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в городе Варшаве , появилось в 1900 году .

Начальники Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Холмском уезде

Начальники Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Туркменабаде

Начальники Отделения по охранению общественной безопасности и порядка на Китайской Восточной железной дороге

Де Ливрон, Павел Рудольфович

Начальники Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Оренбургской губернии

Начальники Отделения по охранению общественной безопасности и порядка на станции Петербург

May 12th, 2015

Охранное отделение появилось в России в 1860-х годах, когда страну захлестнула волна политического террора. Постепенно царская охранка превратилась в тайную организацию, сотрудники которой, помимо борьбы с революционерами, решали свои частные задачи…

Специальная агентура

Одну из важнейших ролей в царской охранке играла так называемая специальная агентура, незаметная работа которой позволяла полиции создать эффективную систему слежки и профилактики оппозиционных движений. В их число входили филеры - «агенты наружного наблюдения» и стукачи - «вспомогательные агенты».

Накануне Первой мировой войны насчитывалось 70 500 стукачей и около 1000 филеров. Известно, что ежедневно в обеих столицах на службу выходило от 50 до 100 агентов наружного наблюдения.

На место филера был довольно строгий отбор. Кандидат должен был быть «честным, трезвым, смелым, ловким, развитым, сообразительным, выносливым, терпеливым, настойчивым, осторожным». Брали обычно молодых людей не старше 30 лет с неприметной внешностью.

Стукачей нанимали большей частью из среды швейцаров, дворников, конторщиков, паспортистов. Вспомогательные агенты обязаны были доносить о всех подозрительных личностях работавшему с ними участковому надзирателю.

В отличие от филеров стукачи не были штатными сотрудниками, а поэтому постоянного жалования не получали. Обычно за сведения, которые при проверке оказывались «основательными и полезными», им выдавалось вознаграждение от 1 до 15 рублей.

Иногда с ними расплачивались вещами. Так, генерал-майор Александр Спиридович вспоминал, как купил одному из осведомителей новые калоши. «И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши», - писал офицер.

Перлюстраторы

Были в сыскной полиции люди, выполнявшие довольно неблаговидную работу - чтение личной переписки, называемую перлюстрацией. Эту традицию еще до создания охранного отделения ввел барон Александр Бенкендорф, называя ее «делом весьма полезным». Особенно активным чтение личной переписки стало после убийства Александра II.

«Черные кабинеты», созданные еще при Екатерине II, работали во многих городах России - Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Одессе, Харькове, Тифлисе. Конспирация была такова, что сотрудники этих кабинетов не знали о существовании контор в других городах.

Некоторые из «черных кабинетов» имели свою специфику. Согласно газете «Русское слово» за апрель 1917 года, если в Санкт-Петербурге специализировались на перлюстрации писем сановников, то в Киеве изучали корреспонденцию видных эмигрантов - Горького, Плеханова, Савинкова.

По данным за 1913 год было вскрыто 372 тыс. писем и сделано 35 тыс. выписок. Такая производительность труда поражает, учитывая, что штат перлюстраторов составлял всего 50 человек, к которым присоединялись 30 почтовых работников.

Это была довольно продолжительная и трудоемкая работа. Иногда письма приходилось расшифровывать, копировать, подвергать действию кислот или щелочей, чтобы выявить скрытый текст. И только затем подозрительные письма переправлялись розыскным органам.

Свои среди чужих

Для более эффективной работы охранного отделения Департамент полиции создал разветвленную сеть «внутренней агентуры», внедряющейся в различные партии и организации и осуществляющей контроль над их деятельностью.

Согласно инструкции по вербовке секретных агентов предпочтение отдавалось «подозревавшимся или уже привлекавшимся к политическим делам, слабохарактерным революционерам, разочаровавшимся или обиженным партией».

Оплата секретных агентов варьировалась от 5 до 500 рублей в месяц в зависимости от статуса и приносимой пользы. Охранка поощряла продвижение своих агентов по партийной лестнице и даже помогала им в этом деле арестом членов партии, стоящих рангом выше.

Охранка, (до 1903 г. называлась «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка»), местный орган политического сыска в дореволюционной России, подчинённый Департаменту полиции. Основная задача охранных отделений заключалась в розыске революционных организаций и отдельных революционеров. Охранные отделения имели обширную специальную агентуру как «наружного наблюдения» - филёров, так и секретных агентов (пассивных осведомителей и активных участников деятельности революционных организаций - провокаторов).

С большой осторожностью в полиции относились к тем, кто добровольно изъявлял желание послужить охране государственного порядка, так как в их среде оказывалось много случайных людей. Как показывает циркуляр Департамента полиции, в течение 1912 года охранка отказалась от услуг 70 человек «как не заслуживающих доверия».

К примеру, завербованный охранкой ссыльный поселенец Фельдман на вопрос о причине дачи недостоверной информации ответил, что находился без всяких средств к существованию и пошел на лжесвидетельство ради вознаграждения.

Провокаторы

Деятельность завербованных агентов не ограничивалась шпионажем и передачей сведений полиции, они нередко провоцировали действия, за которые можно было бы арестовать членов нелегальной организации. Агенты сообщали о месте и времени акции, и подготовленной полиции уже не составляло труда задержать подозреваемых.

По мнению создателя ЦРУ Аллена Даллеса, именно русские подняли провокацию до уровня искусства. По его словам, «это было главное средство, с помощью которого царская охранка нападала на след революционеров и инакомыслящих». Изощренность русских агентов-провокаторов Даллес сравнивал с персонажами Достоевского.

Евно Фишелевич Азеф — российский революционер-провокатор, один из руководителей партии эсеров и, одновременно, — Секретный сотрудник Департамента полиции.

Главным российским провокатором называют Евно Азефа - одновременно агента полиции и руководителя партии эсеров. Его не без оснований считают организатором убийств Великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве. Азеф был самым высокооплачиваемым секретным агентом в империи, получая 1000 руб. в месяц.

Весьма успешным провокатором стал «соратник» Ленина Роман Малиновский. Агент охранки регулярно помогал полиции выявлять местонахождение подпольных типографий, сообщал о тайных собраниях и конспиративных встречах, но Ленин все не желал верить в предательство товарища.

В конце концов, при содействии полиции Малиновский добился своего избрания в Государственную Думу, причем как член большевистской фракции.

Странное бездействие

С деятельностью тайной полиции были связаны события, которые оставили о себе двусмысленное суждение. Одним из них стало убийство премьер-министра Петра Столыпина.

1 сентября 1911 года в Киевском оперном театре анархист и секретный осведомитель охранки Дмитрий Богров без всяких помех двумя выстрелами в упор смертельно ранил Столыпина. Причем в этот момент рядом не было ни Николая II, ни членов царской семьи, которые по плану мероприятий должны были находиться с министром.

По факту убийства к следствию были привлечены глава Дворцовой охраны Александр Спиридович и начальник киевского охранного отделения Николай Кулябко. Однако, по поручению Николая II следствие было неожиданно прекращено.

Некоторые исследователи, в частности Владимир Жухрай, считают, что Спиридович и Кулябко были напрямую причастны к убийству Столыпина. На это указывает немало фактов. Прежде всего, подозрительно легко опытные сотрудники охранки поверили в легенду Богрова о неком эсере, собирающемся убить Столыпина, и более того, позволили ему с оружием попасть в здание театра для мнимого разоблачения предполагаемого убийцы.

Дело убийцы Столыпина — секретного агента Киевского охранного отделения Дмитрия Богрова.

Жухрай утверждает, что Спиридович и Кулябко не только знали о том, что Богров собирается стрелять в Столыпина, но и всячески этому содействовали. Столыпин, видимо, догадывался, что против него зреет заговор. Незадолго до убийства он обронил такую фразу: «меня убьют и убьют члены охраны».

Охранка за рубежом

В 1883 году в Париже была создана зарубежная охранка для наблюдения за русскими революционерами-эмигрантами. А следить было за кем: это и вожди «Народной воли» Лев Тихомиров и Марина Полонская, и публицист Петр Лавров, и анархист Петр Кропоткин. Интересно, что в агентуру входили не только приезжие из России, но и вольнонаемные французы.

С 1884 по 1902 годы зарубежную охранку возглавлял Петр Рачковский - это годы расцвета ее деятельности. В частности, при Рачковском агенты разгромили крупную народовольческую типографию в Швейцарии. Но Рачковский оказался замешан и в подозрительных связях - его обвиняли в сотрудничестве с правительством Франции.

Пётр Иванович Рачковский — русский полицейский администратор, руководитель внешней разведки, организатор политического сыска в России.

Когда директор Департамента полиции Плеве получил донесение о сомнительных контактах Рачковского, он немедля направил в Париж генерала Сильвестрова для проверки деятельности начальника зарубежной охранки. Сильвестров был убит, а вскоре нашли мертвым и агента донесшего на Рачковского.

Более того, Рачковский подозревался в причастности к убийству самого Плеве. Несмотря на компрометирующие материалы, высокие покровители из окружения Николая II смогли обеспечить неприкосновенность тайного агента.

охранка» - местный орган Департамента полиции в России. Ведало политическим надзором и сыском, имело агентов для наружного наблюдения - филеров и секретных агентов, засылаемых в политические партии и организации. Впервые появилась в Петербурге в 1866 г., Москве и Варшаве в 1880 г. Упразднены после Февральской революции 1917 г.

Отличное определение

Неполное определение ↓

ОХРАННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

охранка, - местный орган политич. сыска царской России. Впервые О. о. созданы в Петербурге в 1866, в Москве и Варшаве в 1880. Существовали до февр. 1917. Первоначальное назв. - "отделение охранения обществ. безопасности и порядка", с 1903 - О. о. В 1914 существовало 26 О. о. Формально входили в состав канцелярии полицмейстеров и градоначальников, сохраняя все права самостоят. учреждения, органа Департамента полиции. Осн. задачей О. о. являлся политич. сыск революц. орг-ций и отд. революционеров. Арест и дознание по мат-лам, собранным О. о., осуществляло губ. жандармское управление. Действовали с помощью обширной спец. агентуры как "наружного наблюдения" - филеров, так и секретных агентов "в обследуемой среде" (пассивных осведомителей и активных участников деятельности революц. орг-ций - провокаторов). Осн. частью каждого О. о. являлась общая канцелярия, подразделявшаяся на неск. столов по функциям О. о. Своеобразными филиалами 7 крупных О. о. (Петербург, Москва, Варшава, Киев, Одесса, Харьков, Тифлис) являлись с кон. 19 в. "отделения секретной цензуры" или "черные кабинеты" при почтамтах, осуществлявшие по заданиям О. о. перлюстрацию корреспонденции. Моск. О. о. пыталось претендовать на роль организатора политич. сыска во всей России и его "методического" центра (см. Зубатовщина). О. о. столиц имели особые "отряды филеров" ("летучий" в Москве с 1897 и "центральный" в Петербурге с 1906), осуществлявшие свою деятельность фактически на терр. всей России, а также спец. "регистрационные бюро" для проверки благонадежности всех приезжающих в столицу лиц. Кроме О. о., деятельность к-рых распространялась на терр. губ. или обл., в 1906-14 существовало 10 районных О. о.; каждое из них объединяло деятельность О. о. и губ. жандармских управлений в "районе" неск. губерний, от 3 (Одесское) до 12 (Московское), что давало им известную самостоятельность и большую оперативность в борьбе с революц. движением. О. о. к 1914: Петербургское, Московское, Бакинское, Белостокское, Варшавское, Виленское, Владивостокское, Донское, Екатеринославское, Иркутское, Киевское, Лодзинское, Нижегородское, Николаевское, Одесское, Пермское, Рижское, Самарское, Саратовское, Севастопольское, Ташкентское, Тифлисское, Томское, Харьковское, Читинское, Ярославское. Районные О. о.: Петербургское, Московское, Варшавское, Виленское, Киевское, Одесское, Рижское, Самарское, Ташкентское, Харьковское. Лит.: Падение царского режима. Стенографич. отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвыч. следств. комиссии Временного пр-ва, т. 1-7, Л., 1924-27; Козьмин Б. П., С. В. Зубатов и его корреспонденты, М.-Л., 1928; Спиридович А. И., При царском режиме. Записки начальника охранного отделения, М., 1926; Волков A., Петрогр. охранное отделение, П., 1917; Членов С. Б., Моск. охранка и ее секретные сотрудники, М., 1919; Жилинский В., Организация и жизнь охранного отделения во времена царской власти, "ГМ", 1917, No 9-10; Ерошкин Н. П., Очерки истории гос. учреждений дореволюц. России, М., 1960. Л. П. Ерошкин. Москва.