Биографии известных людей китая. Основные идеи философии Лао-цзы

Лао-Цзы – легендарный китайский мудрец, по преданию, основоположник религии даосизма и создатель трактата «Дао дзе дзин». По этой книге дао (вечный путь) метафорически сравнивается с водой – вечно текущей стихией.

Легенда о Лао Цзы

Родился он в деревне под названием «Искаженная доброта» уезда «Горечь» губернии «Жестокость». Пробыв в чреве матери более 80 лет, он вышел оттуда глубоким старцем, но с каждым годом молодел. Имя его можно перевести как «Старый ребенок», хотя некоторые исследователи переводят его как «Вечный учитель».

Пробыв всю жизнь хранителем книг и набравшись от них мудрости, в старости сел он на черно-красного быка и отправился в сторону далеких Западных гор, чтобы навсегда покинуть Китай и найти благословенную страну, где нет горестей и страданий.

По просьбе стражника, стоящего на границе, он начертал пять тысяч иероглифов, позже составивших книгу «Сказание о дао», вместившую в себя всю мудрость мира.

Покинув Китай, он перебрался в Индию и стал Буддой.

Факты из жизни мудреца

Лао – эр родился в начале 7 века до н.э. в, служил архивариусом в чуском книгохранилище. Уже будучи старым человеком общался с Конфуцием и оказал большое влияние на становление его мировоззрения.

Вскоре после этой судьбоносной встречи Лао Цзы собрался покинуть навечно Китай, но на границе был остановлен странствующим монахом, который попросил надиктовать ему основные постулаты даосизма и возможные морально-этические законы существования людей в обществе. По преданию, Лао надиктовал ему более пяти тысяч слов, это с тало знаменитой книгой «Книга о дао и дэ». После чего продолжил свой путь в Индию.

По некоторым преданиям его считают отцом основателя первой мировой религии буддизм – Гаутамы Сидхартхи.

Как зародился даосизм?

Почему люди не могут жить в мире и согласии? Почему сильный всегда обижает слабого? Почему страшные войны уносят тысячи жизней и оставляют сирот и вдов?

Почему мы постоянно недовольны своим уделом? Зачем завидуем? Почему жадничаем, словно собираемся жить вечно и сможем потратить все богатства мира? Почем изменяем своим убеждениям и добившись желаемого вновь начинаем желать чего-то несбыточного?

Китайский мудрец дает нам ответ на все эти вопросы. Мы слишком подчиняемся чужому мнению, и в то же время хотим подчинить людей своей воле. Мы живем своими желаниями, подчиняемся телу, а не душе. Мы не можем изменить свои взгляды и убеждения и, главное, мы не хотим их менять, если они идут вразрез с нашими желаниями.

Мы не думаем о том, что миром правит ДАО – великий и незыблемый путь к постижению истины. ДАО – и основа, и миропорядок, именно он правит миром и всеми вещами, материальными и духовными, в этом мире.

Поэтому если человек идет правильным путем, путем ДАО, он отказывается от своих плотских неправедных желаний, отказывается от денег и драгоценных вещей, переосмысливает свои убеждения и превращается в наивного ребенка, который постигает новые законы бытия. В этом случае он следует путем гармонии с природой и вселенной, путем ДАО.

Считается, что начать путь постижения даосизма нужно с прочтения книги Лао Цзы. Она сложна к понимаю и постижению истин, в ней заложенных, но нужно читать ее раз за разом и тогда научитесь читать между строк и понимать внутренний смысл написанного. Интуитивно вы будете постигать ранее непостижимое, и ваш разум изменится и сможет расширить горизонты познания.

Один даос любил повторять: «Если я два- три дня не читаю «Дао», то мой язык становится каменным и не может проповедовать учение».

Основные догмы даосизма

«Небо и земля долговечны потому, что они существуют не для себя », — Лао хотел сказать, что и небо, и земля вечны и незыблемы, они нужны каждому человеку и дают радость каждому. Если небо будет всегда над головой, а земля – под ногами, то более ничего не нужно искать и ничего не нужно добиваться, кроме самосовершенствования.

«По- настоящему мудрый человек никогда не выпячивает своих знаний, он ставит себя ниже других, но оказывается впереди всех», — это изречение мудреца настолько ясно, что не требует никакого толкования, оно очень сходно с высказыванием Сократа: «Я знаю только то, что ничего не знаю».

Чем больше знаний имеет человек, тем больше он понимает, что только прикоснулся к истине познания, а познать все невозможно и только глупец будет похваляться своими знаниями.

Лао Цзы считал именно воду основой жизни, он говорил, что нет ничего нежнее, мягче и слабее воды, но она в один миг может стать жестокой и разрушительной стихией и может разрушить крепкий камень.

Этим он хотел сказать, что с помощью нежности и слабости можно победить крепкое и сильное. Любой человек приходит в мир нежным и слабым, а уходит из него крепким и жестким. Все понимают это, но никто не действует соответственно, поскольку старается быть жестоким с жестокими, а нежным только с нежными.

Еще мудрец хотел этим сказать, что именно разум и знания – самое сильное оружие, хотя его можно назвать «нежным». Агрессия вызывает ответную агрессию, а толерантность и терпимость помогут достичь взаимопонимания без жестокости.

«Кто знает людей, тот умен, кто познал себя, тот мудр» и опять мы возвращаемся к философии античности. Древнегреческий философ Фалес Милетский сказал: «Что труднее всего? Познать самого себя». И действительно человеку трудно заглянуть именно в свою душу и познать истоки своих поступков. А если сумеешь понять глубинные истоки своих поступков, то сможешь узнать и других людей, поскольку люди одинаковы во многом.

«Если не позволять себе смотреть на то, что вызывает желание, то сердце не затрепещет».

Этим китайский мудрец хотел сказать, что люди постоянно стремятся к излишним вещам: хотят денег, драгоценностей, шелков и роскоши, но если не знать об их существовании и никогда не видеть подобных вещей, то их и не будешь желать. А если стремиться только к славе, почестям и богатству, вместо того чтобы вести праведную жизнь, полную размышлений и познания мира, то с годами придется грустить об упущенных возможностях.

«Кто не хлопочет о жизни, мудрее чем тот, кто понимает жизнь», — на первый взгляд это высказывание несколько туманно, но именно эта мысль проходит через всю мировую философию. Человек должен жить каждым днем и ценить каждую минуту своего существования. Человеку необходимо победить страх смерти и идти по жизни не боясь встретить ее лицом к лицу. Этот страх делает нас слабыми и мешает идти к намеченной цели.

Только избавившись от этого страха можно жить полной жизнью, дышать полной грудью и наслаждаться каждым мгновением.

ДАО- вечный и незыблемый Абсолют, к которому стремится все живое, даже вечное Небо подчиняется законам ДАО, и смысл жизни любого человека – это слиться с ним в вечной гармонии и постись божественный экстаз единения космических душ.

Около VI в. до н. э. сложилось учение полулегендарного философа Лао Цзы, имя которого буквально означает "старый философ". Учение Лао Цзы было изложено с его слов и отредактировано после в виде небольшой, но интересной философской работы - "Дао-де-цзин" ("Книга о Дао"), представляющей собой сборник афоризмов, мудрых, но порой странных и загадочных изречений. Центральной идеей философии Лао Цзы была идея дао. Слово "дао" на китайском языке буквально означает путь; но в этой философской системе оно получило гораздо более широкое метафизическое, религиозное содержание. "Дао" означает не только путь, но и образ жизни, метод, принцип. Само понятие "дао" можно толковать и материалистически: дао - это природа, объективный мир. Философия Лао Цзы пронизана и своеобразной диалектикой. "Из бытия и небытия произошло все; из невозможного и возможного - исполнение; из длинного и короткого - форма. Высокое подчиняет себе низкое; высшие голоса вместе с низшими производят гармонию, предшествующее подчиняет себе последующее". "Из несовершенного происходит цельное. Из кривого - прямое. Из углубленного - гладкое. Из старого новое". "То, что сжимается, - расширяется; то, что ослабевает, - усиливается; то, что уничтожается, - восстанавливается". Однако Лао Цзы понимал ее не как борьбу противоположностей, а как их примирение. А отсюда делались и практические выводы: "когда человек дойдет до неделания, тонет от того, что бы не было сделано"; "Кто любит народ и управляет им, тот должен быть бездеятельным". Из этих мыслей видна основная идея философии, или этики, Лао Цзы: это принцип неделания, бездействия, квиетизма. Всякое стремление что-либо сделать, что-либо изменить в природе или в жизни людей осуждается. Злом считает Лао Цзы и всякое знание: "Cвятой муж", управляющий страной, старается чтобы мудрые не смели сделать чего-нибудь. Когда все сделаются бездеятельными, то (на земле) будет полное спокойствие". "Кто свободен от всякого рода знаний, тот никогда не будет болеть". "Кто знает глубину своего просвещения и остается в невежестве, тот сделается примером всего мира". "Нет знания; вот почему я не знаю ничего". "Когда я ничего не делаю, то народ делается лучше; когда я спокоен, то народ делается справедливым; когда я не предпринимаю ничего нового, то народ обогащается..."

Власть царя среди народа Лао Цзы ставил очень высоко, но понимал ее как чисто патриархальную власть: "Дао велико, небо велико, земля велика, и, наконец, царь велик. Итак, в мире существует четыре величия, одно из которых составляет царь". В понимании Лао Цзы царь - это священный и бездеятельный вождь. К современной же ему государственной власти Лао Цзы относился отрицательно: "Оттого народ голодает, что слишком велики и тяжелы государственные налоги. Это именно причина бедствий народа" Главная добродетель - воздержание. "Для того, чтобы служить небу и управлять людьми, всего лучше соблюдать bngdepf`mhe. Воздержание - это первая ступень добродетели, которая и есть начало нравственного совершенства". Учение Лао Цзы послужило основой, на которой развилась так называемая даосская религия, одна из трех господствующих ныне в Китае.

Несколько высказываний Лао Цзы:

1. Некоторые считают, что наша жизнь, это - некий путь. Что же здесь Лао Цзы хотел сказать о пути и страстях? Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, оно становится безобразным. Когда все узнают, что добро есть добро, оно перестает быть добром.

2. Высшее благо подобно воде. Вода приносит пользу всем существам - это знают все. Там где живут много людей - много зла. Поэтому оно следует Дао. Живи в благих землях. Пусть благо в твоей душе будет так же глубоко как море. Пусть общение твое будет благим. Пусть слова твои будут наполнены блага и правоты. Да будет правление твое благим. Умей делать благо. Действуй благовременно.

Если человек принимает это (учение), он не допустит ошибок.

3. Высший нравственный устой - совсем не устой. Поэтому он наполнен нравственностью. Низшие нравственные устои не перестают быть устоями. Поэтому они лишены нравственности. В высшем нравственном устое отсутствуют нормы поведения и он не полагает к действию. В низших нравственных устоях присутствуют нормы поведения и они полагают к разным действиям.

Здесь Лаю Цзы изложил свое понимание о том, что является настоящим благом или добром и что ими на самом деле не является. Гораздо важнее учиться распознавать настоящее добро, чем неотступно придерживаться каких-то правил. Важнее всего то, чтобы наши поступки, слова, и т.д. и т.п. приводили к добру, существенному, в котором уж никто не будет сомневаться. К сожалению, строго придерживаясь правил, к настоящему благу можно совсем не прийти.

4. Поэтому совершенно мудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, [он] не осуществляет их сам; создавая, не обладает [тем, что создано]; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены.

5. Недеяние - ключевое понятие у мудреца Лао Цзы. Высшее изложенный отрывок настолько важен и глубок, что к ним можно возвращаться снова и снова. Чтобы увидеть его практический смысл, попробуйте медленно прочитать его, имея в виду отношения с противоположенным полом, бизнес, семью. В общем, здесь есть над чем размышлять.

6. Небо и Земля - долговечны. Небо и Земля долговечны потому, что существуют не для себя. Вот почему они могут быть долговечными. Поэтому совершенно мудрый ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Не происходит ли это оттого, что он пренебрегает личными [интересами]? Напротив, [он действует] согласно своим личным [интересам].

4. Дао и другие основные понятия даосизма

Иероглиф дао состоит из двух частей: шоу - "голова" и дзоу - "идти", поэтому основное значение этого иероглифа - "дорога", но в дальнейшем этот иероглиф приобрел переносное значение - "путь" ("подход", "метод", "закономерность", "принцип", "функция", "учение", "теория", "правда", "абсолют"). Эквивалентами Дао часто признаются Логос и Брахман.

В "Дао-дэ цзин" речь идет о едином первоначале всего сущего - единой субстанции и одновременно мировой закономерности - Дао. Дао - это центральное философское понятие даосизма, и надо отметить, что к нему можно ошибочно отнестись как к обыкновенному понятию. Ведь до того, как любой человек услышит о Дао, он имеет в своем сознании какие-то понятия, поэтому кажется, что ничего не стоит пополнить их сумму таким же понятием Дао. Но как понятие Дао есть процессуальная категория, его нельзя выучить, как физическую формулу или таблицу умножения. По Лао-цзы, "Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао... в Дао можно только вступить и овладеть им". Лао-цзы считал, что Дао есть постоянное Дао, суть которого нельзя выразить в словах. Оно не имеет вида, не издает звуков, не обладает формой, и "смотришь на него, но не видишь, слушаешь его, но не слышишь, ловишь его, но не можешь поймать" ("Дао-дэ цзин, чжан 14). Одним словом, Дао - это "пустота" или "небытие" (ши).

В "Дао-дэ цзин" говорится о двух аспектах Дао: именуемом (собственно Дао) и неименуемом, порождающем вещи и "вскармливающем" их. Последнее получает название Дэ - Благодать, Благая Сила Пути. Весь мир оказывается как бы проявлением, развертыванием Дао, Путем, воплощенным в сущем. Каждая вещь, доходя до предела своего созревания, вновь возвращается в глубину Первопринципа Дао. Однако, человек может сходить с этого Пути, отступать от него, нарушая первозданную простоту естественности как своего бытия, так и всей Вселенной. Проявляется это и в приверженности к многознанию и в создании усложненных социальных институтов. Поэтому "Дао-дэ цзин" призывает к возвращению к изначальной природе, упрощению и естественности. И выражен этот призыв прежде всего в понятии "недеяния" (у вэй). Впрочем, оно не означает бездействия или пассивности. Под "у вэй" имеется в виду отказ от нарушения собственной природы и природы всего сущего, отказ от не сообразной с природой, основанной исключительно на эгоистическом интересе субъективной целеполагающей деятельности и вообще снятие всякой изолирующей субъективности во имя включенности в единый поток бытия.

Человек, постигший это, и является "мужем, обладающим дао". У Чжуан-цзы утверждается, что "такой человек не презирает людей, не занимается самовосхвалением, ссылаясь на свои заслуги, не занимается обманом; упустивши удобный случай, не раскаивается; имея удобный случай, не теряет голову; поднявшись на высокое место, не пугается; упавши в воду, не мокнет; попавши в огненную яму, не чувствует жары... Такой человек спит и не видит снов, при пробуждении не грустит, питается чем попало и обладает глубоким дыханием. Такой человек не цепляется за жизнь и не боится смерти, ни жизнь, ни смерть не имеют для него значения, он свободно приходит, свободно уходит, получит что-либо - хорошо, потеряет что-либо - не огорчается. ...Это... и есть то сбалансированное состояние, когда дух не отделен от субстанции и все соот-ветствует своей природе" ("Чжуан-цзы", гл. "Дацзунши".)

Философия Лао-цзы

Приступая к изложению нравственного учения китайского философа Лао-цзы, учения, которое содержится в его сочинении «Дао дэ цзин», или «Книга пути и достоинства», я считаю полезным сначала разрешить недоразумение, существующее в русской литературе относительно этого замечательного памятника китайской философии. Я имею в виду известного специалиста по китайской словесности, профессора Васильева. Мне необходимо коснуться его потому, что предлагаемое мною решение поставленного им вопроса могло бы служить и доказательством того, что «Книга пути и достоинства» действительно принадлежит перу Лао-цзы.

Почтенный профессор в 1875 г. издал свой прекрасный и не лишенный оригинальности труд о религии китайцев под общим заглавием: «Религии Востока». Рассуждения и выводы, изложенные в этом труде, очень часто верны и во многих пунктах остроумны. Почтенный профессор высказывает свои мнения весьма авторитетно, да они и в самом деле авторитетны. Но относительно вопроса о подлинности «Книги пути и достоинства» Лао-цзы я не могу, к величайшему сожалению, согласиться с мнением профессора.

Сделав краткое обозрение современного состояния общества даосов, то есть последователей Лао-цзы, и оценив его значение, профессор Васильев произносит следующее суждение: «Одно, что мы можем сказать о сочинении Лао-цзы («Дао дэ цзин») утвердительно, так это то, что оно не могло быть написано в то время, к которому его причисляют» (то есть в VI в. до н. э., ранее Конфуция). Эта книга, заключает автор «Религий Востока», «написана тогда, когда идеи конфуцианства уже приобрели вес» (то есть не ранее II в. до н. э.).

Эта мысль профессора доказывается им с двух точек зрения:

1. Так как философия Лао-цзы составляет диаметральную противоположность моральной философии китайского мудреца Конфуция, то она не могла появиться ранее системы Конфуция.

2. В философии Лао-цзы замечается отражение буддийской философии. Это, по мнению почтенного профессора, возможно было только после перенесения буддизма в Китай, что совершилось во II в. до н. э. Следовательно, учение Лао-цзы не могло появиться до II в. до н. э.

На чем основывает профессор Васильев свое первое положение?

Конфуций, родившийся в ноябре 551 г. до н. э. и умерший в апреле 479 г., действовавший и проповедовавший свое учение преимущественно во время царствования императора Кей-воо из династии Сиу, не скоро получил такой авторитет, каким он пользовался потом в продолжение более чем двадцати столетий. Ортодоксальность учения Конфуция была окончательно доказана Мэн-цзы, жившим во второй половине IV в. до н. э. Благодаря ему учение Конфуция получило непоколебимую авторитетность в Срединной империи. Стало быть, учение Конфуция получило каноническое для китайского народа значение, по крайней мере, в III в., но никак не раньше. Отсюда, по мнению профессора Васильева, следует, что философия Лао-цзы, которая будто бы есть акционное движение против конфуцианской нравственной философии, могла появиться только во II в. до н. э.

Посмотрим, насколько правильно это рассуждение профессора Васильева.

Прежде всего следует спросить себя: философия, создателем которой профессор считает Конфуция, есть ли в самом деле исключительно его создание? Конечно нет. В своих беседах с учениками Конфуций очень часто говорит, что его учение не есть его собственное, а лишь изложение «Учения блаженнейших царей». Это заявление делалось им не для того, чтобы придать своему учению больше авторитета, а искренне, без всякой задней мысли.

Поэтому оно дает нам полное право заключать, что нравственное учение Конфуция не есть совершенно новое и самостоятельное создание его ума, а лишь развитие существовавшей до него морали. Если мы раскроем книги «Ши-цзин», «Шу-цзин», «И-цзин», происхождение которых, несомненно, относится ко времени доконфуцианскому, то есть к первым годам царствования династии Сиу, то увидим, что в этих книгах находятся все те идеи, которые впоследствии проповедовал Конфуций.

Говоря так, я не желаю отнять у Конфуция приписываемых ему заслуг. Он, без сомнения, совершил для своей страны великое дело, выяснив точно, в чем заключалось нравственное учение блаженнейших царей, и утвердив своим авторитетом на многие века идеалы нравственной жизни, созданные народом в продолжение предшествующих столетий.

Тем не менее несомненно, что философская мораль, создателем которой профессор признает Конфуция, уже существовала в Китае ранее этого нравоучителя. Если так, то ясно, что «Книга пути и достоинства» Лао-цзы могла быть написана в противовес традиционной морали и вообще древнему мировоззрению Китая, а не специально против конфуцианства. Лао-цзы думал, что зло, ослабляющее Срединную империю, заключается в традиционной морали, в так называемом «Учении блаженнейших царей». Поэтому, желая дать народу вполне естественное нравственное учение, могущее искоренить предполагаемое зло господствовавшей тогда в народе морали, он создал свою в высшей степени осмысленную и оригинальную философскую систему.

Если бы философия Лао-цзы возникла как протест против нравственного учения Конфуция, то автор «Книги пути и достоинства» сказал бы хоть одно слово о том учении, против которого он написал свой трактат, между тем он не делает никакого намека на него. В «Книге пути и достоинства» даже нет ни одного выражения, которое хоть косвенно касалось бы Конфуция. Наш философ излагает свое учение спокойно и догматически: у него совершенно отсутствует полемический тон. Это дает нам основание предположить, что Лао-цзы писал свой знаменитый трактат только для того, чтобы оставить после себя изложение своих идей.

Приводит ли почтенный профессор какие-нибудь исторические данные для подтверждения своей гипотезы?

На этот вопрос приходится ответить отрицательно. Профессор Васильев, предлагая свое мнение, не говорит нам, на чем оно основывается. Он не только не ссылается на исторические данные, но почему-то и недоверчиво относится к словам знаменитого китайского историка Сыма Цяня, то есть к единственному достоверному повествованию о Лао-цзы. Правда, Сыма Цянь сообщает нам очень немного о жизни этого мыслителя, но тем не менее он дает нам некоторые достоверные сведения о нем.

Знаменитый китайский историк жил во второй половине II и в первой половине I в. до н. э. Будучи тайси, то есть начальником комиссии для составления древней истории Китая, Сыма Цянь, по повелению тогдашнего царя Срединной империи, в 91 г. до н. э. издал свой превосходный труд «Историческое повествование» – «Ши-цзи», состоящий из 126 книг. Историк, обладая замечательным литературным талантом и редким тактом, при составлении своей истории пользовался всевозможными документами, хранившимися в императорских архивах и книгохранилищах. При изложении исторических фактов он, как истинный историк, поступает чрезвычайно осторожно: к каждому факту истории он относится критически; поэтому он не допускает ничего легендарного, когда есть известия более или менее достоверные.

Живя близко к эпохе деятельности Лао-цзы и Конфуция, Сыма Цянь мог собрать вполне достоверные сведения о них. Он пишет в своем «Историческом повествовании», между прочим, что Конфуций имел свидание с Лао-цзы. Отрицать достоверность этого исторического известия нет никакого основания.

В 63-й книге «Исторического повествования» Сыма Цянь излагает, между прочим, биографию трех мыслителей Китая: Лао-цзы, Соси и Канписи. Последних двух он считает последователями первого, но не говорит, были ли они непосредственными учениками Лао-цзы или нет. Судя по этому, следует заключить, что они не были современниками Лао-цзы: наш философ жил, по-видимому, много лет раньше, нежели Соси и Канписи.

Но когда жили и действовали философы Соси и Канписи? По свидетельству китайских историков, оба они жили в последние десятилетия царствования династии Сиу, которая окончательно пала в 241 г. до н. э. Отсюда ясно, что годы деятельности этих двух философов относятся к началу III и концу IV в. Из этого, в свою очередь, мы заключаем, что Лао-цзы жил и действовал несомненно раньше IV в. А если так, то указанная профессором Васильевым хронологическая дата появления сочинения Лао-цзы лишена всякого основания; «Книга пути и достоинства» появилась, по крайней мере, тремя или четырьмя столетиями раньше, чем предполагает почтенный синолог.

Теперь обратимся к свидетельству философа Канписи о Лао-цзы.

Хотя очень ясно влияние Лао-цзы на систему Соси, но последний не говорит о нем в своих многочисленных сочинениях. Напротив, Канписи пишет о философии Лао-цзы очень много. В одном из лучших своих сочинений он делает превосходное изложение философских взглядов Лао-цзы. Это дает нам твердое основание утверждать, что уже в IV в. до н. э. сочинение нашего философа «Книга пути и достоинства» было достаточно распространено.

Правда, в сочинениях Канписи нет никакого указания на то, когда жил и действовал Лао-цзы, но тем не менее он говорит о нем как о человеке, жившем намного раньше, нежели он. Вне всякого сомнения, что в то время, когда Канписи излагал систему Лао-цзы, создателя ее давно не было в живых.

В повествовании Сыма Цяня о Лао-цзы говорится, что наш философ изложил свою философию в 5 тысячах слов по требованию западного пограничного чиновника. К этому известию профессор Васильев относится очень недоверчиво. По моему исчислению, все слова, вошедшие в состав этого знаменитого сочинения, составляют 5296. Таким образом, упомянутое указание имеет известную цену, и ради того, что оно не совсем точно, отрицать подлинность повествования нет причины.

Второе основание гипотезы профессора Васильева то, что в учении нашего философа замечается отражение буддийской философии и пр. Этот аргумент также представляется довольно произвольным.

Прежде всего нужно заметить, что пессимизм свойствен вообще человеческой душе, а жителям Востока в особенности; поэтому не следует удивляться тому, что мы находим его и в системе Лао-цзы. Богатая природа Китая не была ограждена от случайных бед, могущих разорять благосостояние народа; избыток вод часто опустошал огромные пространства; нашествие диких племен не всегда могло быть предотвращено; внутренний политический разлад иногда уничтожал все, нажитое народом. Все эти беды способствовали образованию пессимистического взгляда на жизнь.

Если мы возьмем лаоцзыевский пессимизм и сравним его с буддийским, то найдем неизгладимое различие между ними. Буддизм проповедует абсолютное прекращение всякого рода душевных процессов, составляющих преимущество разумного существа, то есть проповедует нирвану. У Лао-цзы ничего подобного мы не находим. Буддизм утверждает, что в самом существовании человека лежит нравственное зло; Лао-цзы этого не допускал.

Правда, в одном из афоризмов наш философ говорит о периоде, «когда все (люди) сделаются бездеятельными» («Дао дэ цзин», гл. 33 и многое другое; далее будет указываться только номер главы. – Ред .), а в других проводится мысль, что «для того, чтобы быть святым, нужно соблюдать бездействие», но это еще не буддийская нирвана. «Бездеятельность» Лао-цзы нужно понимать в особом значении. Он хочет сказать, что «не следует портить естественного состояния человека посредством излишнего умствования».

Необходимость понимать «бездейственность» Лао-цзы в указанном смысле подтверждается «Книгой пути и достоинства». Наш философ усердно проповедует людям самоусовершенствование, чего невозможно достигнуть при полной бездеятельности. Деятельность, согласно Дао (то есть согласно учению об истинной нравственности), есть бессловесная проповедь о Дао:

«Когда святой муж управляет страной, то сердце его пусто, а тело полно; он ослабляет свои желания, и этим усиливает кость» (3). Это изречение означает, что нам необходимо стараться не мудрствовать напрасно, что никогда не приносит пользы, а прямо действовать, подобно тому, как сытый человек способен работать больше, нежели голодный.

Таким образом, Лао-цзы не проповедует нирвану, а напротив – отстаивает деятельность без праздного мудрствования. Отсюда ясно, что существует большое различие между буддийским и лаоцзыевским пессимизмом. Теория профессора Васильева о зависимости учения Лао-цзы от буддийской философии, как оказывается, не имеет реального основания.

Нельзя не упомянуть и о языке «Книги пути и достоинства» как одном из свидетельств древности и подлинности ее. Она отличается необыкновенною сжатостью, силой выражения, фигуральностью, отрывочностью и очень часто некоторой темнотой выражения. Прием лаоцзыевского писания очень оригинален: он существовал только в глубочайшей древности. В этом отношении из всех философов один Конфуций может быть поставлен в одном ряду с Лао-цзы; Менси, Канписи, Соси и другие писатели, жившие в III и IV вв. до н. э., пишут совсем иначе, чем наш философ.

Конечно, я не выставляю этого соображения как вернейшего признака древности и подлинности «Дао дэ цзин», но тем не менее и оно может служить подтверждением моей мысли.

Вопрос о личности Лао-цзы один из труднейших в истории китайской философии. Известия о нашем философе, переданные Сыма Цянем, так бедны и незначительны, что нет никакой возможности составить по ним полное жизнеописание мыслителя. Правда, кроме известий Сыма Цяня, существует в китайской литературе целый ряд апокрифических сказаний о Лао-цзы, но в них мало достоверного. Поэтому при составлении жизнеописания Лао-цзы нужна большая осторожность.

Относительно года рождения нашего философа нет никаких достоверных данных. Известный синолог Станислас Жюльен думает, что Лао-цзы родился в 604 г. до н. э.

Эта хронологическая дата, как утверждает сам Жюльен, взята им из апокрифических авторов, но тем не менее заслуживает внимания. Если мы поверим известию, переданному историком Сыма Цянем, что Конфуций имел свидание с Лао-цзы, то можно будет предположить, что годы цветущей деятельности нашего философа относятся приблизительно к началу политико-философской деятельности Конфуция. Отсюда можно заключить с вероятием, что Лао-цзы родился приблизительно в начале 600-х гг. до н. э.

Родители философа жили в селе Кёку-Зин, уезда Лей, провинции Ку, которая находилась в королевстве Со (близ теперешнего Пекина). Какой была их профессия, об этом не сохранилось никаких известий. Во всяком случае, местечка, в котором родился Лао-цзы, давно не существует. Имя Лао-цзы значит «престарелый философ». Это не есть собственное имя его; так называли и называют его древние и современные китайцы, желая этим выразить уважение к нему как мыслителю.

Фамилия его была Ли, имя Зи, псевдоним Хакуян, а после смерти ему дали прозвище Сен (Длинноухий).

Комментатор «Исторического повествования» Сыма Цяня говорит, что Лао-цзы носил фамилию Ли по матери, а свой псевдоним заимствовал от имени своего отца.

О том, какое образование получил Лао-цзы, до нас не дошло никаких сведений. Но, судя по тому, что впоследствии наш философ нес важную государственную службу, доступ к которой был открыт только для выдержавших особые государственные экзамены, нужно думать, что Лао-цзы в своей молодости получил хорошее, конечно в тогдашнем смысле, образование.

В одном примечании в истории Сыма Цяня приводятся слова апокрифа: «Лао-цзы был (человек) высокого роста; цвет лица у него желтый, красивые брови, длинные уши, широкий лоб, редкие и некрасивые зубы, четырехугольный лоб с толстыми и безобразными губами».

Образ жизни Лао-цзы, по преданию, был весьма своеобразен. Не подлежит сомнению, что он исполнял или, по крайней мере, старался исполнять все то, что ему казалось истиной, правдой.

По-видимому, он был человек простой, нетребовательный, скромный и, так сказать, нищий духом. Каково было его материальное обеспечение, об этом есть очень достоверное известие. В 20-й главе «Дао дэ цзин» он пишет: «Многие люди богаты, но я не имею ничего, как будто все потерял». Это дает нам основание заключить, что Лао-цзы был не богат; но если принять во внимание, какой пост он занимал в период своей государственной деятельности, то нельзя предполагать, что он был совсем не обеспечен. Однако есть основание думать, что он раздавал бедным все, что имел, делая это втайне от всех. «Я раздаю милостыню, – говорится в 53-й главе «Дао дэ цзин», – в великом страхе». Он учил не мудрствовать, а действовать, не мечтать, а работать. Словесное учение недействительно и несущественно, а истинное учение, по его мнению, должно осуществляться на деле, то есть необходимо делами доказывать истинность учения.

Это дает нам основание думать, что во время своей служебной деятельности наш философ не столько проповедовал свое учение, сколько старался осуществлять его на деле. Тем не менее есть основание предположить, что учение Лао-цзы получило громкую известность еще при жизни его. «На всей земле (то есть в Китае), – пишет он, – люди говорят, что мое Дао велико» (67).

Несомненно, что Лао-цзы очень рано стал чувствовать склонность к аскетической жизни. Он был очень рассудителен; ему были чужды всякого рода порывы чувств и экстазы. В его общественной и частной жизни не имели места никакие страсти.

Аскетическое настроение и образ жизни, однако же, не мешали ему вести семейную жизнь, хотя о ней мы никаких точных известей не имеем. В «Историческом повествовании» Сымя Цяня есть, однако, любопытное известие относительно судьбы потомков Лао-цзы. Сын нашего философа Со был сыном времени своего в полном смысле этого слова: он избрал военную карьеру, к которой отец его относился отрицательно. Он не сочувствовал учению своего отца.

Лао-цзы, по известию Сыма Цяня, был начальником императорского книгохранилища (или же государственного архива). Долго ли он находился на этой должности, нам неизвестно.

Впрочем, нужно заметить, что эта служба Лао-цзы имела громадное влияние на развитие его философской мысли, так как дала ему свободный доступ к хранилищу всякого рода знаний. Современное ему китайское общество, среди которого он вырос, тоже не осталось без влияния на его ум. И ему, как впоследствии Конфуцию, хотелось спасти своих единоплеменников от бесконечных политических усобиц. Это стремление очень ясно и характерно отразилось на всей системе его философии.

В каком отношении находился Лао-цзы к мыслителям своего времени, об этом подробных сведений не сохранилось.

Историк Сыма Цянь передает нам весьма интересное известие о свидании двух великих философов Срединной империи: Лао-цзы и Конфуция. Постараюсь буквально передать то, что пишет историк Китая.

«Когда Конфуций находился в Сиу, – пишет Сыма Цянь, – то он посетил Лао-цзы, чтобы услышать мнение его относительно обрядов».

«Обрати внимание на то, – сказал Лао-цзы Конфуцию, – что люди, которые учили народ, умерли, и кости их уже давно истлели, но слова их доселе существуют. Когда мудрецу благоприятствуют обстоятельства, он будет разъезжать на колесницах, когда же нет, он будет ходить, нося на голове тяжесть, держась руками за край ее».

«Я слышал, что опытный купец скрывает свой товар, как будто ничего не имеет. Точно так же, когда мудрец имеет высокую нравственность, то наружность его не должна этого выражать. Ты брось свою гордость, вместе со всякого рода страстями; оставь свою любовь к прекрасному вместе с наклонностью к чувственности, потому что они бесполезны для тебя».

«Вот что я говорю тебе, и больше ничего не скажу».

«Удалившись от нашего философа, Конфуций сказал своим ученикам: я знаю, что птицы умеют летать, рыбы умеют плавать в воде и животные умеют бегать. Также знаю, что бегущих можно остановить тенетами, плавающих – сетями, а летящих – силками. Но что касается дракона, то я не знаю ничего. Он несется на облаках и поднимается на небо».

«Я сегодня увидел Лао-цзы. Не дракон ли он?»

К этому известию Сыма Цяня профессор Васильев относится скептически; он готов причислить его к числу легенд о Лао-цзы, но, как мы видели, без достаточного основания.

Возможность свидания двух философов Китая на самом деле вполне вероятна. Конфуций, как человек любознательный, долго искал истины. Поэтому он мог обратиться к нашему философу, известнейшему ученому того времени, чтобы уяснить себе, в чем состоит сущность обрядов, которым китайцы придавали огромное значение. Приехав в столицу тогдашнего Китая, Конфуций, естественно, мог пожелать посетить местную знаменитость.

Притом, если мы обратимся к содержанию переданной нами беседы двух великих философов, то должны будем признать, что каждый выразил в ней характерную и существенную сторону своей философии. Лао-цзы, как проповедник теории смирения, предлагает Конфуцию бросить гордость и увлечение вещами из мира сего; Конфуций, придававший огромное значение всему конкретному, спрашивает Лао-цзы об обрядах и удивляется возвышенному и глубокомысленному учению своего собеседника.

Лао-цзы был очень недоволен современными ему общественными и политическими делами. Это недовольство было до того сильно, что он, оставив свою государственную службу, удалился в уединение. Желая жить вне той страны, беспорядок и нравственное падение которой его возмущали, он хотел уйти через западную границу в страны варваров. Но тут случилось нечто неожиданное для него. Увидев, что этот знаменитый муж удаляется из империи, начальник пограничной стражи Ин-ки сказал ему: «Философ! ужели ты думаешь скрыться? Если так, то прошу – изложи сначала свое учение для нашего наставления».

И вот Лао-цзы, удовлетворяя требованию любознательного чиновника, будто бы написал знаменитую «Книгу пути и достоинства». Но тут возникает вопрос: написал ли Лао-цзы свою книгу сразу или в разное время? Ответ, думается мне, находится в самом «Дао дэ цзин». Более обстоятельное знакомство с сочинением показывает, что каждый афоризм его вполне самостоятельный и не имеет внешней связи с другими. Это дает полное право заключить, что «Дао дэ цзин» написан в разное время, по разным поводам. Поэтому отданная нашим философом пограничному чиновнику рукопись «Дао дэ цзин» была, вероятно, сборником его афоризмов. Как жил Лао-цзы после того, как удалился в уединение, об этом решительно ничего не известно. «Некоторые думают, – пишет историк Сыма Цянь, – что Лао-цзы жил до 160 лет от роду, другие – до 200 лет благодаря своей святой жизни, согласной с Дао».

Если это известие и преувеличено, то все-таки вероятно, что, ведя жизнь вполне воздержанную и умеренную, наш философ пользовался крепким здоровьем и дожил до глубокой старости.

Считаю не лишним сказать теперь несколько слов о том, какая судьба постигла учение Лао-цзы.

Учение это, составляющее в некоторых отношениях диаметральную противоположность традиционному миросозерцанию Срединной империи, по-видимому, не могло найти много последователей; тем не менее в каждом столетии оно находило истолкователей, которые, желая развить далее философские воззрения своего великого учителя и закончить работу его мысли, отчасти повредили ему. Соси и Зюнь-си, развивая теоретическое и нравственное миросозерцание Лао-цзы, внесли в систему его много чуждых ей элементов, а Канписи, развивая политико-социальные воззрения Лао-цзы, довел их до последней крайности.

Таким образом, система нашего философа, уже вскоре после смерти его, подверглась довольно серьезному искажению, хотя и сохранила имя лаоцзызма. Но на этом дело не остановилось: чем дальше шло время, тем больше учение Лао-цзы извращалось. Лао-цзызм особенно много потерпел от буддизма.

Буддизм был занесен в Китай во II в. до н. э. С необыкновенной быстротой распространяясь среди народа, он обратил на себя внимание даосов.

Даосы, усвоившие только аскетическую идею своего учителя и не понимавшие сущности его философской системы, с великой радостью встретили буддистов: они видели в буддизме дальнейшее развитие своей аскетической идеи. Вот с этих-то пор и начинается печальная история лаоцзызма. Оригинальное миросозерцание великого Лао-цзы стало забываться среди его последователей; внешний строй и внутреннее устройство общества даосов окончательно изменились: в них вошло много буддийских элементов.

Кроме буддизма, на общество даосов имели влияние разные народные верования.

В таком печальном виде общество даосов существует и доныне в Китае и Японии.

Профессор Васильев прав, когда, характеризуя современное состояние указанного общества, говорит, что они – последователи Лао-цзы только по имени, а не по существу. «Даосизм, – пишет он, – есть самый разнородный состав всякого рода верований и приемов, не имеющих между собой ничего общего… У всех них общего только имя да то, что все они признают своим учителем Лао-цзы».

При более или менее обстоятельном знакомстве с философской системой Лао-цзы является вопрос: где искать источники его философского миросозерцания?

Ответить на этот вопрос не легко. Искать их следует, по нашему мнению:

1. В индивидуальном складе ума Лао-цзы.

2. В исторических условиях существования современного ему Китая.

1. Если мы обратим внимание на ход развития мыслей в «Книге пути и достоинства», то нельзя не заметить, что философию Лао-цзы можно охарактеризовать как созерцательное умозрение. Духовный смысл и внутренний закон бытия всего более занимают Лао-цзы. Каждый факт из духовно-нравственного и физического мира, совершавшийся вокруг него, вызывал усиленную деятельность его ума: ему хотелось проникнуть в сущность и внутренний смысл всякого явления. Все, что совершалось вокруг него, казалось ему только мимолетным; в основании скоропроходящего течения вещей лежит нечто существенное и прочное. И вот в одном из афоризмов Лао-цзы утверждает, что «красивое есть только безобразное; доброе – только злое» (2). Это значит, что красивое для глаз не есть истинно красивое; доброе, в обыкновенном его смысле, не есть истинно доброе. Истинно красивое мы можем видеть только очами разума; точно так же истинно доброе открывается только нашему духу.

Эта черта философии Лао-цзы, напоминающая у греков учения Гераклита, элейцев и Платона, самая существенная: она очень ярко выступает в каждой его мысли. Наш философ искал сущности всего и углублялся в свой внутренний мир. Все материальное и конкретное представлялось ему только кажущеюся стороной бытия; уже одно то, что в мире есть изменение, ясно доказывает существование неизменного, постоянного и обнимающего все бытие.

Это неизменное, постоянное и обнимающее все бытие, по Лао-цзы, есть Дао.

Понятие «Дао» – исходная точка всей системы Лао-цзы и фундамент его миросозерцания; на этом понятии наш философ построил все здание своей матафизики.

Весьма сложная, но приведенная в строгое единство, система философии Лао-цзы могла выработаться только путем глубокого созерцательного умозрения. Исследовав сущность нашего знания, наш философ говорил: «Нет знания», потому что «я не знаю ничего» (70). Это изречение Лао-цзы очень хорошо характеризует его философию.

Хотя он не знал о существовании дельфийской надписи «Познай самого себя», но, путем собственной умственной работы, пришел к вышеупомянутому выводу. Сократовская формула: «Я знаю, что ничего не знаю», в сущности та же, но Лао-цзы высказал ее целым столетием раньше Сократа.

2. Среда, то есть исторические условия времени, влияет на каждую личность существенным образом. И действительно, прочитывая историю Срединной империи периода деятельности нашего философа в параллель с его «Книгой пути и достоинства», нельзя не удивляться тому, как характерно повлияли на философское миросозерцание Лао-цзы современные ему исторические условия, которыми он так возмущался. В этом отношении Лао-цзы даже характернее Конфуция.

Он родился в то время, когда царствовавшая в Китае династия Сиу переживала последний период своего существования и вся Срединная империя разделилась на семь феодальных королевств. Эта эпоха в истории Срединной империи известна под именем «эпохи войн». Смуты и войны, среди которых Лао-цзы провел свою молодость, повлияли на свежий и могучий ум его; вся печальная картина тогдашней общественной и частной жизни возмущала нравственное его чувство. Несомненно, что Лао-цзы желал вывести свое отечество из такого тяжелого положения. И это желание побудило его к исследованию причин несчастий страны.

К чему привело оно нашего философа?

Он нашел, что причина всех бед заключается в излишнем мудрствовании людей, в отсутствии в них смирения и человеколюбия и в непреодолимом стремлении их к богатству, власти и почестям. Поэтому он, прежде всего, учит об отречении от всякого рода умствования, от богатства, власти и почестей; он проповедует человеколюбие и смирение в Дао.

Когда люди перестанут умствовать, думалось нашему философу, то будут благоденствовать; когда богатство потеряет смысл, то не будет воров; когда почести потеряют всякое значение, то люди перестанут ненавидеть друг друга; когда власть будет уничтожена, то не будет ссор между людьми.

Это учение Лао-цзы выводит из понятия Дао. Дао потому выше всех существ и господин всего бытия, что стоит ниже их. «Причина того, что море есть царь многочисленных рек и речек, заключается в том, – пишет наш философ, – что оно находится ниже последних» (66). Оно (то есть Дао) потому блаженно, что не умствует, не стремится к богатству, к почестям и к власти.

Дао не умствует, по Лао-цзы, и потому умнее всех умных; не ищет богатства, и поэтому богаче всех богатых; не ищет почестей, и потому славой его полна вся вселенная; оно не стремится к власти, и потому оно царь всех царей.

Эти пункты учения Лао-цзы составляют диаметральную противоположность нравственному настроению тогдашнего общества.

Таким образом, система Лао-цзы имеет тесную связь с современным ему нравственным состоянием Срединной империи.

Перейдем теперь к более подробному изложению системы философии Лао-цзы.

Философию Лао-цзы мы можем назвать философией Дао, потому что это выработанное им понятие служит единственной исходной точкой его системы.

Китайское слово «Дао» означает: «путь», «повиновение», «слово», или «говорить» – в общеупотребительном языке; «истина» или то, что непременно должно быть так, а не иначе, – в философском смысле; оно же означает императивный долг, или то, что человек должен делать, как человек, – в этическом смысле.

Таким образом, одно уже филологическое объяснение, заимствованное из китайского толкового словаря Ко-ки, ясно показывает разнообразный смысл слова «Дао».

До времени философской деятельности Лао-цзы слово «Дао» (или, вернее, То или До) употреблялось только в двух смыслах: 1) дорога, или путь; 2) императивный долг человека. Наш философ впервые обозначил этим словом сверхчувственное существо и положил его в основание своей системы, где нет ни одной мысли, которая не была бы так или иначе связана с учением о Дао. Выработанное Лао-цзы метафизическое понятие Дао вполне самостоятельно и носит на себе, как видно будет из дальнейшего нашего изложения, индивидуальную его печать.