Онлайн чтение книги Вино из одуванчиков Dandelion Wine.

Посмотрите в глаза вихрастого мальчугана или смешной девчонки лет эдак восьми. Посмотрите - и задумайтесь: а что они сегодня познали о мире, в котором живут ещё так недолго? В таком возрасте день редко обходится без открытий, хотя бы маленьких, почти не заметных, и уж конечно совсем не важных для таких серьёзных взрослых дяденек и тётенек, как мы с вами.

А может быть сегодня - именно ТОТ день. День, когда приходит осознание себя. День, когда жизнь вдруг взрывается всеми своими цветами и ослепляет на миг, а когда приходишь в чувство - начинаешь вдруг дышать полной грудью, прыгать, смеяться, а в голове - одна мысль: я - не просто я; я - ЖИВУ!

Или сегодня - ДРУГОЙ день. Когда вдруг останавливаешься на полушаге, умолкаешь на полуслове, бросаешь любое дело, что миг назад занимало всё твоё существо и беспомощным взором оглядываешь такие привычные вещи вокруг, ставшие вмиг ненужными и бесполезными, и приходит страшное понимание: я - смертен! Настанет время, и в мире не станет самого важного, что в нём было во все времена - меня. И негде искать помощи и спасения, ибо закон жизни, познанный мной, не приемлет исключений. Так будет. И с этим познанием предстоит жить дальше.

Но разве даже это страшное открытие, однажды сделанное каждым, способно остановить бег жизни?

Тяжелые мысли проходят. О, да, они остаются где-то там, на самом дне души, они готовы вновь заполнить наш ум, но ведь мы созданы не для вечной скорби. Мы созданы для счастья!

И несёт нас по волнам жизни наша Машина Счастья. Каждому она видится по-своему. У кого-то - машет крылами, у другого имеет гордую корабельную осанку, у третьего - окрашена цветом ночи или яркого полдня, синевой моря или снежной белизной, а форму имеет совсем уж невообразимую... Наполнена она тишиной или любимой музыкой, плеском волн или детскими голосами... На каждой Машине кроме нас - люди, которых мы любим; они помогают нам вести Машину, но (вот странно!) им она кажется своей собственной и выглядит порой совсем не так, как наша.

И ещё есть Машина Времени. У неё нет тумблеров, кнопок и циферблатов. Зато она может перенести нас в любой момент момент существования мира. Именно так!Ведь мир существует, пока живёт человек. И все ушедшие ранее тоже существуют в этом мире.

Это очень хорошая Машина. Она называется память.

Она способна вернуть нас и в самое счастливое время жизни - детство. Время, когда мы ещё не взвалили на себя тяжёлый груз забот и тревог, когда точно знали, что всё в мире делится на хорошее и плохое и одно легко отличить от другого, что родители - самые сильные и умные люди на свете и могут всё, что существует волшебство, а сказочные герои - реальны, что добро всегда побеждает зло.

Это время самых длинных и весёлых дней, самых таинственных и волшебных ночей, самых ярких восходов и красивых закатов, самых вкусных зелёных яблок и самой тёплой морской или речной воды. И даже воспоминание о самых сильных детских страхах вызовет у нас теперь улыбку. Чаще - грустную, ибо теперь-то мы знаем, чего надо бояться в этом мире по-настоящему...

Да, цель человека в жизни - именно счастье. Счастье любить. Счастье творить добро - или творить добро для счастья. Не ломайте свою Машину Счастья ложью и фальшью, это не сделает счастливее никого и никогда.

Испейте «Вина из одуванчиков» прямо сейчас. Почувствуйте эту сладость на своей душе и вспомните радостные времена детства. Вспомните свои открытия мира.

Эта книга - и о вас.

Оценка: 10

Рэй Брэдбери - потрясающий фантаст. Нет, не так. Гениальный фантаст. Уже за «Марсианские хроники» ему можно поставить памятник. Определённо он один из тех людей, которые в глазах широкой публики возвели фантастику в ранг «большой литературы». И, конечно же, можно всей душой полюбить Брэдбери-фантаста. Он этого заслуживает. Но можно и не полюбить - на это есть полное право.

А вот не полюбить такого Брэдбери, каким он предстал в «Вине из одуванчиков» мне кажется невозможно. Вполне допускаю, что во мне говорит юношеский максимализм и категоричность. Пусть. Пусть это будет восторженный, превозносящий отзыв. «Вино» этого заслуживает. Тем более для меня это прямо-таки сакральная книга. Ведь прочитана она была сразу после смерти Мастера и, пожалуй, сложно было найти более подходящее «поминальное» произведение.

Это очень мудрая книга. Хотя, если присмотреться, в ней ведь ничего особенного и не написано. Жизнь такая какая она есть. Обыденная? Нет. Волшебная? Именно. В каждом окружающем нас предмете, в каждой мелочи, в каждом буднем дне сокрыта своя извечная магия, свой смысл.

Почему-то каждый раз, заглядывая в эту книгу, я нахожу для себя что-то новое, какие-то ответы на вопросы, давно интересующие меня. Может мудрость в простом? Может жизнь на нашей планете, в маленьком городке не менее интересна, чем на Марсе? Именно в «Вине» Брэдбери вдруг открылся мне очень реально и ярко. Именно тут я увидел, как он видит жизнь и других людей. Именно тут он вступает в диалог с читателем, водит его по улицам Гринтауна, дарит ему свои детские воспоминания и впечатления и приглашает сопоставить со своими. И они сопоставляются! Здесь каждый найдёт что-то своё, у каждого найдётся точка соприкосновения с этой книгой. У кого-то это бабушка и кухня, у кого-то собирание ягоды в лесу, у кого-то жуткий овраг, в котором так весело было играть в прятки. У меня это трамваи.

Эта книга - шанс окунуться в детство, увидеть мир, снова так, как тогда, чистыми незамутнёнными глазами. И это будет самый объективный взгляд на вещи.

Помимо философичности этот роман ещё и замечательно атмосферен. Чувствуешь, как греет солнце, как легко ногам в новых кедах, как холодеет сердце в тёмном овраге, дышишь ароматом лета, вкушаешь терпкое сладкое вино и понимаешь: вот оно счастье. Не в космосе, не в выдуманных мирах, а здесь, рядом с нами.

И такое ощущение возникает, что книгу эту писал просто очень взрослый ребёнок, здесь нет ни капли наигранности или фальши, настолько это всё правдиво и по-настоящему. Просто телом этот ребёнок вырос, коэффицент интеллекта увеличился, а душа осталась прежней.

Кто-то скажет, что это вовсе не его детство, а детство американского мальчика. Но Брэдбери писал не об этом. Он писал о том, что важно и волнующе на всём Земном шаре. Эти несколько новелл не имеют государственных границ, они трогают за струны души любого человека, где бы он не находился в Гринтауне или Мехико-Сити.

«Вино из одуванчиков»- книга, в которой мастерство Брэдбери видно особенно ярко. Только он мог раскрасить знакомый нам мир такими яркими красками. Только он мог сделать такие банальные истории, такими пронзительными и такими глубокими.

Итог: In vino veritas! В этой книге просто обязана быть истина.

Оценка 10 из 10

P.S. А ведь несколько месяцев назад, этим же числом Рэй Брэдбери и умер. Вот оно как совпало. Наверно поэтому отзыв получился корявеньким. Хотя, думаю, вы поймёте расчувствовавшегося почитателя творчества Мастера.

Оценка: 10

Я до сих пор помню день, когда впервые осознал, что когда-нибудь умру. Помню ярко и отчётливо, так, как будто это было вчера. Это откровение не из тех, которые приходят как результат долгих размышлений и изысканий. Просто однажды, в самый обычный день ты гуляешь по парку, маленький и беззаботный. Утром был дождь, и теперь в лужах на аллеях играют лучи солнца, пуская по поверхности воды маленькие радуги и зайчики. На скамейках сидят мамы с колясками и влюблённые парочки, на солнышке греются лоснящиеся оранжевые кошки, воздух свеж и ничто не предвещает беды. А ты вдруг понимаешь - настанет день, и по-прежнему будет светить солнце, люди будут рождаться и жить, любить и радоваться всему вокруг, гладить кошек и любоваться сверкающими на солнце каплями воды на свежей траве. Всё это никуда не денется и будет вечно. А вот тебя - не будет. Мир не остановится, планета не перестанет крутиться, не заметит, что стала на двадцать один грамм легче. Не помню, плакал ли я потом, помню только, как понял вдруг, что умерший парой лет тому назад дед больше не вернётся, что смерть - навсегда.

С тех пор я стал старше и, смею надеяться, хоть чуточку умнее. Но всё равно боялся смерти. Жизнь представлялась мне постоянным неостановимым падением навстречу тёмной пугающей бездне, откуда нет возврата. А самое страшное в том, что всё светлое и доброе, что было в твоей жизни, недолговечно и недоступно. Целая вселенная твоих воспоминаний и чувств умрёт с тобой. Сенека однажды сказал: «Большая часть смерти уже наступила: то время, что за нами, - в её владении». Было время, когда слова мудреца казались мне единственной возможной истиной.

Книга Рэя стала для меня глотком свежего воздуха, спасательным кругом, лучом света. Трудно подобрать неизбитое, достаточно живое и яркое сравнение, чтобы выразить, чем для меня является этот роман. Герой переживает всё то же, что и я когда-то. Кажется, старина Рэй читает в сердцах людей с той же лёгкостью, с какой мы читаем утреннюю газету. Мастер аккуратно и бережно, с ласковой нежностью хирурга берёт в ладошки твою душу, чуть подышав, хорошенько оттирает её от царапин и пятен, тоски и грусти. И вот ты вновь способен дышать, как когда-то, жить без страха перед неизбежным. Не нужно омрачать лето своей жизни пустыми тревогами, не нужно гнаться за призраком прекрасного, но чужого счастья. Каждый день жизни наполнен маленькими чудесами. Потёртые теннисные туфли, и трамвай, и зелёная электрическая машина, и игры с друзьями, и вино из одуванчиков, и пожелтевшие от времени фотографии, и улыбка матери. Ты, конечно, умрешь, рано или поздно, так или иначе. Но ведь это не повод лишать себя всех этих сокровищ. Однажды поняв, что жив, осознав себя живым, стоит ли думать о смерти? Однажды тебя не станет, но останется солнце, и трамвай, и ноябрьский дождь, и мальчишки будут бегать по улицам в волшебных теннисных туфлях. Не нужно думать, что утратишь всё это. Каждый прожитый от всего сердца день, каждая улыбка, каждый вздох делают тебя частью мира. Только вообрази: смех и слёзы, восторг и грусть, первая любовь и первое расставание с другом, всё лучшее, что есть в тебе становится частью этого мироздания. Эта частичка тебя не умрёт и будет жить вечно, покуда светит солнце. Как-то в одном скучном учебнике я вычитал, что в каждом нашем вдохе есть несколько молекул из предсмертного выдоха Цезаря. Вот и подумай - где-то, когда-то молодой и глупый ещё малыш будет дышать тем же воздухом, что и ты. Это ли не счастье?

Мне не хватает слов, чтобы описать всё великолепие этого Романа. Это превыше слов, больше самых красочных эпитетов, несравнимо прекраснее всего, что мне дано выразить. Благодаря этой книге я понял, что, в сущности, самое сложное - это вовсе не сама смерть, а мгновенное, как гром посреди сияющего лета, осознание собственной недолговечности перед вселенной. Люди, просто переживите это, прочувствуйте хорошенько и оставьте в прошлом, как старые изношенные туфли. И дальше всё будет хорошо, и с каждым днём всё лучше. Вы только верьте. И улыбайтесь.

Оценка: 10

«Вино из одуванчиков – пойманное и закупоренное в бутылки лето.»

Почему так? У подавляющего большинства людей с детством ассоциируется именно лето, а не весна, что наверное было бы логичнее. Впрочем, о логике забудьте. Эту старую и нудную даму Брэдбери не пустил даже на порог своего романа. Почему одуванчики? Потому что они красивы, ярки, многочисленны. Галдящая ватага ребят, искренне радующаяся погожему деньку, очень похожа на зелёную лужайку с этими цветами. Потому что неприхотливы и могут пробиваться даже сквозь асфальт и камни. Так дети могут иметь счастливое детство даже в лачуге бедняка, нужно лишь немного любви, которая согревала бы их, как согревает одуванчики солнце. Потому что быстро превращаются в белые купола семян и развеиваются ветром. Так детство, каким бы длинным оно не казалось изнутри, на самом деле быстро проходит и сменяется юностью, молодостью, зрелостью...

«Взрослые и дети – два разных народа, вот почему они всегда воюют между собой. Смотрите, они совсем не такие, как мы. Смотрите, мы совсем не такие, как они. Разные народы – «и друг друга они не поймут». Но есть на свете люди помнящие, понимающие, чувствующие эту грань между детьми и взрослыми, которую так легко перейти в одну сторону, но невозможно вернуться. Таков сам Брэдбери - проводник, парламентёр, если угодно - мнемон. В своей книге он дарит читателю возможность вернуться в мир детства, ощутить его сердцем и разумом ребёнка, каким был он сам много лет назад.

Дети иначе смотрят на мир. Многие вещи, важные для взрослых, кажутся им абсурдными и напротив, то что для них важнее всего на свете, часто вовсе не замечается старшим поколением. Дуглас увидел в магазине новый теннисные летние туфли и понял, что ничего нужнее для него нет в целом мире. Это не предмет роскоши и не для хвастовства, они для другого: «Ищи друзей, расшвыривай врагов! Вот девиз легких как пух волшебных туфель. Мир бежит слишком быстро? Хочешь его догнать? Хочешь всегда быть проворней всех? Тогда заведи себе волшебные туфли! Туфли, легкие как пух!» И сразу смутно вспоминается что-то такое своё, про купленные родителями «чешки» или про сандалии, которые возможно были для меня тем же, чем для Дуга его туфли, но я этого уже почти не помню и тем более не ощущаю, а вот Брэдбери помнит и заставляет вспоминать меня.

О многом шепчутся одуванчики. Об осознании собственной смертности - Дугас вдруг осознаёт, что раз люди умирают не только в книгах, раз может умереть близкий человек, то значит и он тоже... смертен. Что же, кто сказал, что в вине подчас не может быть горьковатых тонов? О том, что дети иначе чувствую мир, время и пространство. О способности ребёнка видеть чудо в обыденных вещах. Взрослый знает, что за поворотом дороги ничего интересного нет. Ребёнок уверен в обратном. Взрослый не считает Машину Счастья возможной, но дети совершенно точно знают, что ничего невозможного нет, а значит машина будет построена. В букете этого удивительного вина есть и мудрость старости и беззаботность юности, бесшабашность молодости, материализовавшийся страх, который обычно клубится в углу тёмной комнаты, одиночество, которое может застигнуть любого, дружба и связанное с ней чувство разочарования и потери, есть частичка волшебства, но только такого, которое бабушка создаёт собственными руками, священнодействуя на своей кухне.

Он, конечно, колдун. Просто переставляя слова со строчки на строчку и дирижируя предложениями, такого достигнуть было нельзя. Каждая глава, каждая новелла из романа - это глоток вина из одуванчиков, которое разлили из бутылки, что хранилась в подвале дома Сполдингов. Есть книги для души, а эта книга - сама душа, открытая нараспашку её обладателем, человеком, однажды понявшем: «А хорошо, что он решил жить!»

Оценка: 10

Иной раз, прочитав замечательную книгу, думаешь: «Ну как же так, где же я раньше был, почему эта книга не встретилась мне прежде?! Ведь это шедевр, шедевр!..» И нет-нет да закрадётся мысль, что всё как раз таки случилось своевременно: всё шло своим чередом, впитывалось соразмерно получаемым знаниям, раскладывалось по полочкам согласно нравственному развитию, и пришло, наконец, то время, когда этот шедевр мог впитаться ТАК, как должен был, улёгся ТУДА, куда следовало, и ты сам не пожалел, что не знал эту книгу ранее, а обрадовался, что наконец-то нашёл её.

Все знают – и поклонники Рэя Брэдбери, и непоклонники, и даже просто проходящие мимо читатели, – что «Вино из одуванчиков» написано на основе биографических воспоминаний автора. И хотя сам городок Гринтаун, в котором происходят действия, выдуман, главный герой в определённом смысле является аллюзией на самого Брэдбери (недаром второе имя писателя и имя главного героя романа совпадают). Это всё делает роман таким… понятным. И близким.

Говорят, «Вино…» – это лето, запечатанное в переплёт. Говорят, это воспоминания о детстве, что сладким сном спят в глубине каждого из нас. Говорят, что в его строках заключена причина, по которой люди любят июнь, июль и август, а также летние веранды, качели и лимонад. Что ж, я подписываюсь под каждым словом. И вот что скажу ещё: если раньше я думала, что эта книга о детях, то теперь, прочитавши, я думаю, что она о взрослых, которые когда-то были детьми.

В центре повествования – братья Дуглас и Том Сполдинги, юные и впечатлительные ребята, впитывающие события каждого летнего дня, как губки. С ними читатель познает не только свет тёплых дней, но и тьму холодных. Да, вот почему этот роман нельзя просто взять и назвать детским: в нём умирают. Несколько раз умирают. Но смерть преподносится не как трагедия (хотя и трагедия тоже), а как наполняющее один из дней лета событие, странное и неуютное. И да, ребята будут не только веселиться. Они станут грустить, злиться, бояться, даже воровать! Боитесь, что вас ждёт унылая социалка? Это же Брэдбери, здесь всё мягче перины (даже мораль)!

Лето, да, это лето. От самого первого дня, когда по мановению руки главного героя городок встаёт ото сна, и до самого последнего, когда с веранды убирают подвесные качели, – каждая строка, каждая глава дышит летом: жаром горячих дней, прохладой дождливых ночей, путешествиями во времени и памяти, стремительным бегом в новых теннисных туфлях, опасными тенями оврага, обретениями покоя, бабушкиными обедами, последним заездом последнего трамвая….

Это самое лучшее лето. С печалями, весельем, улыбками и слезами, приключениями и болезнями, такое длинное и такое стремительное, самое запоминающееся.

Книга на все времена.

P.S. Действительно, есть в романе что-то общее с «Годом призраков» Джеффри Форда. Настроение поиска и утраты, пожалуй.

Оценка: 10

Хоть ненадолго вернуться в детство, да не просто в детство, а в те самые деньки, которые иначе как лучшими в жизни не назовешь, в лето – вот подлинное счастье. Ощутить себя беспечным, четко знать, где добро, где зло, кто враг, кто друг, восторгаться всему новому, удивляться всему обыденному, преисполниться всеми чувствами, которые притупились сейчас. Эх… Разбитые коленки, царапины, ссадины, грязь на одежде, возникающая сама по себе, не пойми откуда… А еще игры, приключения, игра фантазии… Роман «Вино из одуванчиков» именно об этом. И еще о тысяче важных, нет, главных вещей! В каждой строчке дух детства, дух радости и счастья, счастья лишь от того, что ты жив, у тебя есть самое драгоценное, что только может быть – сама жизнь. И дни длинны, и каждый, каждый, каждый день происходит что-то интересное, и везде и повсюду видишь чудесное, и все время приключения, и авантюры и тысячи мыслей, озарений, откровений, идей…

Открытие за открытием. Печальные и радостные, порой угнетающие, порой удивительные, а порой просто невероятные. Вместе с героями Томом и Дугласом проходишь тот самый путь, который когда-то прошел сам, и вдруг только сейчас понимаешь все то многое, чему не придавал значения тогда, когда сам был таким как герои. И оживают воспоминания. Память – вот третий главный герой романа. А счастье – четвертый. Оно прячется за всем, оно прячется во всем. Нужно только найти, нужно только понять…

А написан роман и вовсе потрясающе. Полное ощущение присутствия, какое там 3D, какие там современные технологии, магия языка – вот подлинная сила. В роман уходишь с головой, и в реальность возвращаешься лишь затем, чтоб подумать, затем, чтобы вспомнить…

Всего одно лето - но целая жизнь. «...три месяца назад - или это были три долгих столетия?». Лето полное событий, полное эмоций, изменившее многие-многие судьбы... Столько всего: хорошего, плохого, терпкого, кисловатого и еще какого-то. И все это заканчивается. И остается только одуванчиковое вино. Девяносто бутылок - по одной на каждый день лета. Память, закупоренная в бутылки. Машина счастья, машина времени...

«Вино из одуванчиков» - одна из тех книг, которые с одинаковым удовольствием можно читать в любом возрасте. Читать и перечитывать. И никак иначе.

Оценка: 10

«Вино из одуванчиков» - роман-настроение. Удовольствие от прочтения прямо пропорционально тому, насколько быстро и ловко сумеешь запрыгнуть в проходящий мимо состав чувственного повествования. А вот я так и осталась стоять на перроне. На меня пахнуло терпким запахом вина, повеяло зноем от раскаленной солнцем земли, взгляд зацепился за гирлянды одуванчиков и приятные улыбки пассажиров поезда... Но все это не смогло меня захватить, потому что не было моим, личным.

Автор предлагает окунуться в уютную атмосферу провинциального городка 1928 года, вспомнить, как здорово было собирать одуванчики, есть мороженное, бросать монетки в старинные автоматы и радоваться нескончаемой летней поре. Вот только лето моего детства было совсем иным. О мороженном, кинотеатре и магазинных обновках не приходилось и мечтать, поскольку каникулы я проводила у бабушки в деревне, расположенной в совершенно глухом углу. Для меня лето Брэдбери чересчур цивилизованное и одомашненное, где заброшенность таится лишь в дальнем углу, боится подступающего прогресса. В нем слишком многолюдно. Автор предлагает погрустить о теплом уютном прошлом, подмятом бездушным развитием, а я грущу о том труде и росте, что оказались позабытыми и напрасными. У Брэдбери лето вкуса вина из одуванчиков, а у меня - только что сорванных огурцов со свежим медом. И то, и другое - овеществленные кусочки солнечного света, но у каждого из них свои собственные, совершенно не похожие друг на друга вкус, настроение и чувство.

Не срослись отношения с персонажами. Не по душе мне все эти дети с глазами стариков и старики с глазами детей. Я очень хорошо помню, что любуясь цветами и деревьями в детстве, всегда воспринимала их как должное. Сознательно созерцать природу как постоянное и вечно меняющееся чудо я научилась лишь во взрослом возрасте. И тогда же сакральная аура лета охватила для меня весь год, и я стала наслаждаться сменой времен года, самолично принимая участие в сезонных ритуалах. Детское время слишком длинное для этого. Еще я отлично помню, как идя от подруги домой поздним вечером в темноте, держа в одной руке палку, а в другой - зажигалку, отчаянно боясь зверей и монстров из леса, этот ужас вытеснил все другие чувства и мысли. А стоять на краю жуткого оврага и размышлять о тщетности бытия... Ну не верю я ни этим непомерно рассудочным детям, ни нарочито мудрым взрослым, все они кажутся искусственными.

Большинство микро-рассказов о друзьях и соседях, встроенных в повествование, не заинтересовали. История о машине счастья выглядит блекло и невыразительно по сравнению с шикарным раскрытием этой же темы у Станислава Лема в последних сказках роботов о Трурле и Клапауцие. Происшествия с клубом «Жимолость» и Душегубом показались откровенно лишними. Вообще все эти рассказы полны столь личных воспоминаний и мыслей, что напоминают фотоальбомы, показываемые в гостях. Остается только вежливо улыбаться и кивать, дожидаясь окончания потока чужих воспоминаний. Так же истории из жизни обитателей Гринтауна сбивают общее ностальгическое настроение, царящее в начале, и возвращается оно лишь под конец. Но финальный эпизод о бабушке, кулинарии и тете Розе вызвал у меня совсем не те чувства, которые предполагалось. Я понимаю, что это такое торжество старых традиций и обычаев над новыми, пусть и более удобными, но ситуация выписана очень уж по-детски. Ну не верится мне, что весь секрет вкусной пищи скрывался в старых банках и всеобщем беспорядке. Я с уважением отношусь к людям, которые способны приготовить вкусное блюдо из того, что имеется в холодильнике, поскольку сама всегда нуждаюсь в тщательном планировании и расчете. Но тогда такой человек должен быть способен без проблем сориентироваться в новом порядке вещей. А тут... Было жаль бабушку, ежедневно готовившую еду для оравы гостей, и стыдно за дюжину взрослых людей, не способных позаботиться о себе, и потому отправляющихся спать голодными.

Я с облегчением вздохнула, когда последний вагон поезда лета Брэдбери скрылся в дали, и, наконец, можно было встрепенуться и пойти дальше. Немного жаль, что действительной теплоте, скрывающейся среди страниц этой книги, не нашлось места у меня в душе. Все время прослушивания постоянно приходилось делать короткие перерывы на что-то иное, поскольку чувства, навеваемые романом, не были родными и вскоре начинали тяготить. Не разделяю желания вернутся в светлую пору детства, вероятно, потому, что сейчас я счастливее, чем тогда. Не разделяю и прочих вздохов по прошлому, ах, нет ничего лучше дум во время стрижки газона. Кто-то другой может добавить, что нет более подходящего занятия для размышлений, чем стирка белья на камнях в реке, стрижка овец вручную, вырезание собственной ложки к обеду или разделывание туши собственноручно пойманного оленя. Но глядите-ка, люди отказались от огромного количества теплых ламповых дел и промыслов, а небо до сих пор не упало на землю! В общем, пора для вина из одуванчиков для меня уже прошла или пока не настала, а сейчас все не то - не то время, не тот возраст, не то настроение.

Очень понравилось исполнение Степана Старчикова. Приятный тембр голоса и грамотная речь. Музыка, звуки природы и эффекты подобраны отлично, и по громкости отлично оттеняют читаемый текст.

Оценка: 7

КНИГА О НАС, О ТОМ, ЧЕГО С НАМИ НИКОГДА НЕ БЫЛО, НО ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫ!

Сразу скажу, что специально не читал предыдущие отзывы, и наверняка во многих из них написано то же самое и лучше - но тогда бы я передумал оставлять свой, а уж очень хочется!

«Вино из одуванчиков» - книга на все времена. Единственное, о чем жалею, что не прочел ее в детстве, хотя с Брэдбери познакомился довольно рано - как-то все время она мимо проходила. Но вот когда все же прочитал, лет в 25, это был как оглушительный удар. Всегда после таких книг думаешь - а почему весь мир не переменился, почему все люди остались такими же, ничуть не лучше, чем до этой книги? Ну, это другая тема, для другого разговора. С тех пор несколько раз перечитывал, и каждый раз находится что-то новое, заостряется внимание на чем-то другом, понимаешь лучше еще один эпизод. При первом прочтении знаешь - и Том и Дуглас - это же я в детстве! Ведь все это было со мной! Пусть конкретно ничего из описанного не происходило, но сама атмосфера жизни, лета, природы, каникул! Ведь это все я видел, чувствовал, говорил и в восемь, и в десять, и в четырнадцать лет! Я сидел с мамой на веранде и боялся за запаздывающего брата, я бегал в гости к старикам и слушал рассказы про былое, я смотрел 1 июня на календарь и взмывал под потолок от радости - все лето, вся жизнь впереди! При последующих перечитываниях понимаешь еще больше. Становишься старше и вот ты уже не только Том и Дуглас - но и Лео Ауфман, вдруг осознавший, что вот оно - Счастье! - и Билл Форестер, с Элен Лумис понявший, что любовь вечна - и даже миссис Бентли, никогда не бывшая девочкой, а когда-нибудь, совсем скоро, я, надеюсь, стану и полковником Фрилеем, путешественником.

Главный признак гениального произведения - моментальное погружение в действие. С первых страниц ты видишь этот город, этих людей, дышишь этим воздухом, стоишь рядом с ними. Таких книг достаточно много, и много среди них вещей Брэдбери, и «Вино из одуванчиков» - первая. В этой книге собрано все - и любовь, и смерть, и болезни, и радости, и волшебство. И мысль - главная и старая как сам мир, повторенная миллиарды раз и все равно не услышанная и не понятая всеми: Люди! Будьте добрее друг к другу! Жизнь чудесная штука! «В войне вообще не выигрывают, Чарли. Все только и делают, что проигрывают, и кто проиграет последним, просит мира»

Спойлер (раскрытие сюжета)

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

iler]А «патриарху», «дедушке Рэю», когда он написал «Вино из одуванчиков», было меньше лет, чем мне сейчас

Оценка: 10

С каждым прожитым годом мы становимся старше, меняется наше восприятие окружающего мира. Новизна ощущений, восторг от большого и интересного мира в детстве постепенно сменяется рабочей рутиной и буднями семейной жизни в зрелости, а старость оставляет для себя лишь поблекшие фотографии и ворох угасающих воспоминаний. Потрясающе живой и образный роман Р. Брэдбери выхватывает из палитры лет всего одно лето, прошедшее в городке Гринтаун, штат Иллинойс, в далёком 1928 году. И вроде бы ничего сверхъестественного в жизни гринтаунцев не происходит - обычные люди с обычными проблемами - но повествование захватывает с первых же строк, поистине это настоящая поэзия в прозе, вершина литературного таланта Брэдбери. Простым языком, через призму детского мировосприятия автор говорит о сложных экзистенциальных проблемах - о жизни и смерти, взрослении и старости, любви и счастье - с возрастом многие теряют способность замечать самую суть вещей, многие, но не автор.

Подобно «Марсианским хроникам» «Вино» состоит из россыпи отдельных рассказов, объединенных персонажами и местом действия. Тем не менее, внутреннее единство произведения прослеживается очень явно даже несмотря на отсутствие четкой сюжетной линии. Подобная композиция романа с обилием ветвлений даже в плюс, т.к. возникает особенный эффект присутствия. Читатель ощущает себя приезжим, который гуляет по городу, знакомится с его жителями. У каждого своя история, своя цель, мечты и чаяния - люди разных возрастов гармонично сосуществуют и взаимодействуют. Немалую роль в эффекте полного погружения играет и то, что автор воздействует на все пять органов чувств читателя, описывая не только внешний облик предметов и персонажей, но и запахи, вкусы, звуки, фактуру - воображение само дорисует картинку не хуже, чем в современных 5D-кинотеатрах. При отсутствии чёткого конфликта времени скучать просто нет, каждое предложение - потенциальный афоризм или образная метафора.

В каждой из историй, составляющих роман, свои главные герои, но объединяет всё действие фигура Дугласа Сполдинга, юное альтер-эго автора, который в беседах с младшим братом Томом познает мир, становится старше с каждым прожитым месяцем. Отрицательных персонажей в книге попросту нет, даже недалёкая жена почтальона, мечтающая возглавить местный дамский клуб и подозревающая конкурентку в чародействе, вызывает местами ироничную улыбку, а местами жалость и сочувствие. При этом автору удалось показать город своего детства реальным, а не пасторальной идиллией, когда всё плохое забывается и воображение рисует сказочную страну с молочными реками и кисельными берегами. Зло здесь чётко персонифицировано и локализовано - темные страхи и беспокойство по ночам оживают в пределах Оврага, а безжалостный Душегуб каждый вечер выходит на охоту за молодыми хорошенькими девушками. Пусть тьма всегда рядом, но внутренний свет заставляет её отступить - плохое случится не сегодня, не с тобой.

Фантастический элемент в романе отсутствует, но при этом автор мастерски создает иллюзию чуда, таящегося в повседневности. Чудной Лео Ауфман строит в своём гараже Машину счастья, а у полковника Фрилея, по слухам, имеется настоящая Машина времени. Предчувствие чего-то необычного, пугающего и в то же время притягательного с первых страниц захватывает Дуга, но всё идет на уровне эмоций и откровений. Для удержания читательского интереса автору не нужны ни коварные пришельцы, ни злокозненные чародеи - подлинное волшебство таится в умелых руках бабушки, готовящей Четверговый обед, в легких парусиновых туфлях, которые летят быстрее сапогов-скороходов, в старом пыльном ковре, где хитроумный узор запечатал в себе прошлое, настоящее и будущее, ну и, конечно, в девяти десятках бутылочек из-под кетчупа, вобравших в себя каждый летний день под видом терпкого вина из одуванчиков, каждый глоток которого таит в себе целый букет из прошлых надежд, мечтаний и воспоминаний.

Для Дугласа Сполдинга это лето - последнее «прощай» периоду детства, дальше его ждут уже другие, подростковые проблемы. В этом плане «Вино» можно рассматривать как полноценный роман взросления. Помимо обычных житейских радостей, мальчишеских летних забав Дуг делает ряд важнейших открытий, каждый из нас в своё время переживал подобные откровения. Что значит быть живым и как осознать неизбежность старения и смерти? Для взрослого человека подобные рассуждения кажутся наивными, но если вдуматься, то сделать этот шаг в своём сознании очень непросто. Дуглас ведет дневник в котором записывает все свои впечатления и открытия - его финальные выводы лаконичны, как некая формула жизни. Автор, оставшийся в душе мальчишкой, с поразительной точностью понимает также переживания стариков, помогая примириться со смертью, сделать её не трагедией, но финальной точкой, пределом всех стремлений, даже необходимостью, как в истории про редкое мороженое с лимоном и ванилью.

По сути в этом романе автору удалось буквально всё и даже намного большее. Во время чтения неизбежно погружаешься в собственное детство - вспоминаешь старых друзей, соседей, давно ушедших родственников, родную улицу города своего детства. Мальчишки всегда остаются мальчишками, поэтому мысли и чувства персонажей произведения без труда находят живой отклик в наших сердцах. Уверен, что путешествие в Гринтаун стоит совершить каждому самостоятельно, и чем старше становишься, тем выше в этом потребность. Благодаря тому, что на страницах романа есть персонажи всех возрастов, книга воспринимается по-разному на разных жизненных отрезках - в юном возрасте ты проживаешь это лето вместе с Дугом, в зрелости ностальгируешь по ушедшему детству, а в преклонном возрасте, наверное, поймешь, что не стоит бояться последней черты, ведь достойно прожитая жизнь - сама по себе награда, и не важно что таит в себе смерть. Так что роман безусловно стоит того, чтобы ещё не раз к нему вернуться.

Оценка: 10

«Вино из одуванчиков» отменно хорошо тем, что всякий раз при прочтении сей книги как будто бы имеешь дело с волшебной луковицей. Снимаешь с нее слой за слоем, а это многообразие смыслов, непредсказуемость вроде бы вдоль и поперек известного содержания не склонны заканчиваться ни при каких условиях...

Когда мне было примерно столько же лет, сколько стукнуло по ходу действия Дугласу Сполдингу, более всего по вкусу пришлись разнообразнейшие приключения и открытия, которые случаются и приключаются с подростками, склонными не сидеть на месте, а носиться семо и овамо в поисках новых впечатлений. И еще я завидовал Дугласу очень и очень сильно, ибо у него был всегда рядом замечательнейший дедушка, а вот мой дед не дожил до того момента, когда я научился читать. Но судя по скудным и обрывочным детским воспоминаниям, складом личности он был весьма и весьма похож на дедушку из Гринтауна...

Где-то на границе между выпуском из стен школы и поступлением в вуз довелось мне еще раз открыть для себя «Вино из одуванчиков». И оно стало неисчерпаемым источником парадоксальной житейской мудрости и того причудливого здравомыслия, которое свойственно Брэдбери. Не того здравомыслия, которое призывает внимательно считать деньги в чужом кармане и рассматривать окружающих в качестве марионеток из кукольного театра имени Дэйла Карнеги, а того, которое доказывает, что лучшими приправами к обеденной пище являются не перец и соль, а доброта и радушие...

Спустя некоторое время, когда волосы на голове стали куда-то исчезать, но зато в эту же голову начали закрадываться мысли о том, что подрастающее поколение какое-то не такое, а вот мы в их возрасте... Твою, понимаешь, дивизию, прощай, значит, скоро молодость... Читаем «Вино из одуванчиков», переживаем лютую ностальгию по тому времени, когда все для тебя было в новинку, когда ты записывал в секретный блокнот мысли, казавшиеся невиданным откровением, когда можно было сесть на велосипед и представить, что ты мчишься верхом на драконе от открытия к открытию. А не от аванса к получке...

И вот я читаю «Вино из одуванчиков» в очередной раз. И, о чудо, открываются новые горизонты. Пугающие и леденящие душу. И как только прежде не бросались так явно в глаза строки, позволяющие назвать «Вино из одуванчиков» печальной повестью о том, как люди внезапно обнаруживают, что они смертны, что они столь же беззащитны и хрупки как пресловутые одуванчики. И утешением может быть лишь то...

Впрочем, лучше сами еще раз перечитайте те странички, на которых изложены размышления прабабушки Дугласа в ее последние часы пребывания на этом свете...

Право слово, «Женитьба Фигаро» в сравнении с этой книгой проигрывает в качестве повода «откупорить шампанского бутылку» и кое-что перечесть...

Оценка: 10

О, я сейчас немного в ступоре, если честно. Столько положительных отзывов, что кидать ещё один вроде как-то и не интересно. Но, понимаете, в чём тут дело... «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери - одна из моих любимейших книг. Писать на неё отзыв - для меня это вообще как-то дико...

Нет, ну что тут можно ещё сказать?..

Это шедевр, лирика в каждой строчке, песня столь прекрасная, что в душе словно распускается цветок, когда ты слушаешь её, а то и просто вспоминаешь... Невероятно мощная на эмоции книга. Местами затянутая, но в процессе чтения (да нет, какое чтение, это впитывание, словно ты растение, которое всасывает в себя всё то, что отдаёт роман) не замечаешь слов, не замечаешь, что строчки сливаются в нечто необычайно сильное, в саму жизнь.

K.A.I.N. , 6 октября 2011 г.

«Вино из одуванчиков», это не роман, а то самое окошко на чердаке в доме Уильяма Финча из рассказа «Запах сарсапарели». Неважно что за погода стоит за окном, осень или зима, дождь, слякоть или может снег, и ветер бьет по окнам, но стоит только открыть книгу и всё это сменяется ароматами лета, трещанием цикад, запахом свежескошенной травы, солнечным светом и теплом. А перед глазами простирается самый уютный городок из тех что можно себе представить. И ведь совершенно не нужно напрягать воображение - он сам возникает вокруг тебя со всеми своими улочками, лавками, скверами, лугами и речушками, ну и конечно же оврагом, куда же без него. Там так тихо и мирно, нет никакой суеты, живёт в нём много людей и у каждого за плечами целая жизнь и огромный вагон историй, которыми они охотно с тобой поделятся. А тебе двенадцать лет и интересно всё на свете, всё в новинку, и ничего еще не наскучило. А впереди целых три месяца наполненных самыми разными событиями, открытиями, приятными и не очень, но, без сомнений, очень важными и волнующими. И после всего этого останется лишь немного грусти, потому что лето кончилось, внезапно и быстро, и снова пора в школу, и целый год еще ждать следующего. Гринтаун - вымышленный город?! И вся эта история выдумана?! Наглая ложь! Я там был, сам всё это видел, и провёл в этом городе лучшее лето своего детства, пусть мне уже далеко и не двенадцать...

«Вино из одуванчиков» необходимо прочесть, если хотите ощутить, что вы тоже, как и Дуглас Сполдинг, живой.

Оценка: 10

Впервые роман «Вино из одуванчиков» попал мне в руки еще в детстве. Я помню, что был не старше главного героя книги и само произведение мне не особо понравилось. Дело было в том, что на тот момент я сам был ребенком и не видел в книге ничего необычного, ведь в моей жизни, в моем детстве на тот момент происходило много схожего. Книгу я так и не дочитал и оставил ее дожидаться своего часа. Второе знакомство случилось уже на первых курсах университета. Преподаватель английского языка очень рекомендовала эту книгу и из любопытства я прочитал несколько глав на русском, а затем в оригинале. И вновь мимо, т.к. на тот момент я не скучал по беззаботному детству, меня наоборот привлекало настоящее время, учеба, друзья, веселая студенческая жизнь. И вот спустя несколько лет судьба в третий раз свела меня с этим романом, и на этот раз он попал пусть и не в «десятку», но в «восьмерку» точно. Начал я его читать сразу после «Радуги тяготения» Томаса Пинчона, и после колкой иронии последнего «Вино...» стало лечебным бальзамом для души. Однако прежде чем переходить непосредственно к произведению, вынужден упомянуть ложку дёгтя в бочке меда российского издания 2008-го года: есть вставки дублированных страниц, причем встречаются дважды и хотя ничего не вырезано, а просто продублированно, все равно впечатление чуть-чуть смазывается. Хотя нет предела совершенству и не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Перед нами демонстрируется одно лето из жизни двух братьев, Дугласа и Тома. Шел 1928-й год, 12-летний Дуглас и 10-летний Том проводили свое обычное лето. Но обычным оно казалось только сторонним наблюдателям, для самих же братьев эта пора была преисполнена своим, особенным смыслом. Когда мы вырастаем, мы забываем, что даже такие простые вещи, как новые теннисные туфли, могут значить нечто большее, чем просто сезонную обувь, а всеми забытый пожилой человек может казаться ребенку таинственным мудрецом или даже Машиной Времени. В романе нет единого сюжета и какого-либо конфликта - просто описание одного лета, которое состоит из целого вороха волшебных историй из мира детства, однако необычными и притягивающими эти истории будут только для тех, кто сохранил в сердце частичку детства и мечтает туда вернуться. Увы, взрослая, самостоятельная жизнь словно бы забирает у людей способность мечтать. Мечты превращаются в цели, и все тонет в серости и обыденности. Некоторые уходят от реальности в книги и фильмы, прочие - в телешоу и сериалы, однако большинство просто живут как живется, без особых интересов и планов на далекое будущее. И Брэдбери в своей книге показывает, что теряет человек, взрослея, что окружающий мир ярок и многообразен, если только научиться смотреть на него так, как смотрит ребенок, если радоваться каждому дню просто потому, что мы живы, что утро солнечное или же, что автобус пришел вовремя. Получается, что главное правило жизни - уметь радоваться мелочам, но сперва надо научиться эти мелочи видеть.

sgowciii , 8 июля 2018 г.

Еле дочитал, с перерывами. Обычные мемуары автора по своей ушедшей молодости, когда и ветер был свеж и трава зеленей и солнце ярче светило.

Что все сходят с ума по этому «роману»-я так и не понял. Видимо, так же как и автор, вспоминают своё беззаботное детство и юность, когда дышалось полной грудью, а сейчас нависают проблемы и обязательства..

Для себя я понял, что Брэдбери просто не мой писатель.

Очень кратко Двое мальчиков, их друзья и родственники испытывают Машину счастья, ловят страшного Душегуба, спасают восковую предсказательницу и делают из одуванчиков вино - концентрат летних дней.

Двенадцатилетний Дуглас Сполдинг проснулся в дедовской башне - самом высоком здании городка Гринтаун. Он выглянул в окно, как волшебник взмахнул руками, и городок начал просыпаться. Зажглись фонари, зажглись огни в окнах, «огромный дом внизу ожил». Начался первый день лета 1928 года.

В то утро Дуглас с отцом и младшим братом Томом отправились в лес собирать дикий виноград. Мальчик почувствовал, что на него надвигается нечто огромное и неведомое. Оно нахлынуло на мальчика, как исполинская волна, и он впервые в жизни почувствовал себя живым, ощутил, как сокращаются его мышцы, и бежит по венам горячая кровь. Домой Дуглас возвращался, опьянённый этим ощущением.

Вскоре распустились одуванчики. Дети собирали золотистые цветы в мешки, за каждый из которых дедушка платил десять центов. Одуванчики оттаскивались в погреб и высыпались под пресс. «Сок прекрасного жаркого месяца» попадал в глиняные кувшины, затем дедушка давал ему хорошенько перебродить и разливал в чистые бутылки из-под кетчупа. Каждая бутылка вина из одуванчиков словно вмещала в себя один долгий летний день, и в течение долгой зимы спасала от простуд всю огромную семью Дугласа. Для мальчика сбор одуванчиков был первым летним обрядом.

Собрав одуванчики, Дуглас встретился с друзьями Джоном Хафом и Чарли Вудменом. «Летние мальчишки» пустились в странствия по городу и его окрестностям. Любимым местом игр был глубокий овраг, полный чудес и нехоженых тропинок, деливший Гринтаун на две части. Дугласа неудержимо привлекала «тайная война человека с природой», видная только возле оврага.

Пришла пора и для второго летнего обряда. Возвращаясь вечером с родителями из кино, Дуглас увидел в витрине магазина теннисные туфли, и понял, что непременно должен их получить. Прошлогодние туфли не годились - в них уже не было волшебства, они не могли промчать Дугласа «над деревьями, над реками и домами». На это были способны только новенькие туфли. Отец, однако, отказался их купить. На следующий день Дуглас явился в обувную лавку старого мистера Сандерсона. Сбережений мальчика на теннисные туфли не хватило, и он согласился работать у мистера Сандерсона всё лето. Старик не стал требовать от мальчика таких жертв, лишь попросил выполнить несколько мелких поручений.

В тот же вечер Дуглас купил блокнот в жёлтом переплёте и разделил его на две половины. Одну он назвал «Обряды и обыкновенности». В этой части записывались события, происходящие каждое лето. Вторая часть блокнота, названная «Открытия и откровения», предназначалась для того, что происходит впервые, а также для всего старого, но по-новому воспринятого. Этот блокнот Дуглас и Том старательно заполняли каждый вечер.

На третий день лета состоялся ещё один обряд - дедушка повесил на веранде качели. Отныне все летние вечера семья Сполдингов будет проводить здесь, отдыхая от дневной жары.

Как-то раз, проходя с внуками мимо табачной лавки, дедушка посоветовал собравшимся там мужчинам не обсуждать орудия разрушения, а создать машину счастья. За это трудное дело взялся городской ювелир Лео Ауфман.

Тем временем открытие настигло и Тома. Однажды Дуглас долго не возвращался домой. Уже темнело, и встревоженная мама, взяв Тома за руку, пошла искать старшего сына в овраг, где скрывался страшный Душегуб. Том почувствовал, как дрожит рука матери, и понял, что «каждый человек для себя - один-единственный на свете», и «это участь всех людей», а смерть - это когда кто-то близкий не возвращается домой. В овраге царила мёртвая тишина, и Тому показалось, что сейчас случится что-то страшное, но тут он услышал голоса Дугласа и его друзей, и тьма отступила.

Дедушка любил просыпаться под стрёкот газонокосилки. Но однажды молодой газетчик Билл Форестер, регулярно косивший лужайку Сполдингов, решил засеять её травой, не требующей регулярной стрижки. Узнав об этом, дедушка невероятно разозлился, и заплатил Форестеру, чтобы тот убрал проклятые семена подальше.

Жена ювелира Лина считала, что машина счастья не нужна людям, но Лео дни и ночи проводил в гараже, пытаясь её создать. Он две недели не разговаривал со своими детьми, а его жена потолстела на десять фунтов. Но вот машина счастья была готова. Её тихий голос привлекал прохожих, детей и собак. Ночью Лео услышал, как плачет его сын, тайком побывавший в машине, а утром разгневанная Лина начала делить имущество. Собрав вещи, она пожелала посмотреть на машину счастья. Женщина залезла в огромный оранжевый ящик и машина показала ей то, чего никогда не будет в её жизни, и то, что давно прошло. Лина назвала изобретение мужа «машиной горя». Она понимала, что теперь её всегда будет тянуть в этот сверкающий мир иллюзий. Желая понять, в чём его ошибка, Лео сам залез в машину, и тут она загорелась и сгорела дотла. А вечером Лео заглянул в окно своего дома, и увидел настоящую машину счастья - своих детей, мирно играющих, и жену, занятую приготовлением ужина.

Миссис Элен Бентли была бережливой женщиной. Она никогда не выбрасывала то, что попадало ей в руки. Складывая в огромные чёрные сундуки старые пластинки, железнодорожные билеты и свои детские платьица, она словно старалась сберечь и вернуть прошлое. Однажды миссис Бентли увидела на своей лужайке двух девочек и мальчика - Элис, Джейн и Тома Сполдинга. Она угостила детей мороженым и попыталась рассказать им о своём детстве, но дети не поверили, что такая ужасно старая мисс когда-то была маленькой девочкой. Она очень обиделась, полезла в свои сундуки и нашла гребёнку и колечко, которыми пользовалась в детстве, а также свою детскую фотографию. Однако дети снова не поверили ей. Они решили, что старуха украла эти вещи у изображённой на фото девочки, и забрали их себе. Ночью миссис Бентли вспомнила, как покойный муж когда-то уговаривал её выбросить все старые вещи. «Будь тем, что ты есть, поставь крест на том, чем ты была», - говорил он. Утром она отдала детям свои старые игрушки, платья и украшения, а остальное сожгла на заднем дворе. А потом дети подружились со старой миссис и частенько лакомились вместе с ней мороженым. В «Открытиях и откровениях» Дуглас записал, что старики никогда не были детьми.

Чарли Вудмен обнаружил машину времени. Ею оказался полковник Фрилей. Однажды Чарли привёл к нему в дом своих друзей, и они совершили удивительное путешествие на Дикий Запад, в эпоху ковбоев и индейцев. Полковник Фрилей мог путешествовать только в прошлое, так как «машиной времени» была его память. Дети часто приходили к полковнику и уносились за пятьдесят или семьдесят лет в прошлое.

Зелёную машину на аккумуляторе мисс Ферн и мисс Роберте продал заезжий коммивояжёр. Они отважились её купить потому, что у Ферн болели ноги, и она не могла совершать дальние прогулки и визиты. Целую неделю сёстры колесили по Гринтауну на электромобиле, пока им под колёса не попался несчастный мистер Куотермен. Они удрали с места преступления и спрятались на чердаке своего дома. Дуглас Сполдинг все видел. Он зашёл к старушкам сообщить, что мистер Куотермен жив и здоров, но те не открыли мальчику. Он передал своё сообщение через Френка, их брата-холостяка, но старушки ничего не поняли и решили навсегда отказаться от Зелёной машины, что явилось страшной потерей для «летних мальчишек».

Как-то раз вожатый городского трамвая решил бесплатно прокатить Дугласа, Тома и Чарли. Это был последний рейс старого трамвая - его закрывали, а по городу пускали автобус. Когда-то трамвай ходил далеко, возил горожан на загородные пикники, и теперь вожатый решил вспомнить полузабытый маршрут. Мальчишки провели долгий летний день, прощаясь со старым трамваем.

Джон Хав был для Дугласа Сполдинга «единственным божеством, которое обитало в Гринтауне, штат Иллинойс, в двадцатом веке». В один прекрасный летний день Джон заявил, что его отцу предложили работу в восьмидесяти милях от города, и он уезжает навсегда. Джон боялся, что со временем он забудет и лица своих друзей, и дома Гринтауна. Чтобы растянуть оставшееся время, мальчики решили сидеть и ничего не делать, однако день всё равно промчался слишком быстро. Вечером, играя в прятки и статуи, Дуглас изо всех сил старался удержать Джона, но у него ничего не вышло - Хаф уехал девятичасовым поездом. Ложась спать, Дуглас попросил Тома никогда не оставлять его одного.

Жена почтальона Эльмира Браун была убеждена, что её заколдовала Клара Гудуотер. Не зря эта женщина заказывала по почте книги о магии, после чего с Эльмирой случались разные неприятности - она спотыкалась, ломала лодыжку или рвала дорогой чулок. Миссис Браун считала, чти именно из-за Клары её не выбирали председателем женского клуба «Жимолость». В день очередного заседания клуба Эльмира решила ответить колдовством на колдовство. Она приготовила жуткое на вид зелье, а для поддержки взяла с собой «чистую душу» - Тома Сполдинга. Выпитое зелье не помогло - дамы снова проголосовали за Клару Гудуотер. Зелье между тем начало действовать, вызвав у Эльмиры рвоту. Она бросилась в дамскую комнату, но перепутала двери и скатилась по лестнице, пересчитав все ступеньки. Миссис Браун окружили дамы во главе с Кларой. После примирения, сопровождаемого морем слёз, та с радостью уступила Эльмире свой пост. На самом деле Клара покупала «колдовские» книги для своего племянника, а Элльмиру не надо было заколдовывать - она и без того считалась самой неуклюжей дамой Гринтауна.

А потом наступил день, когда с деревьев начали падать спелые яблоки. Детей уже не пускали к «машине времени» - дочери и сыновья наняли для полковника Фрилея очень строгую сиделку. Теперь, чтобы вспомнить былое, старик звонил своему приятелю в Мехико, и тот давал ему послушать звуки далёкого города, будившие воспоминания. Сиделка прятала телефон, но полковник находил его и звонил снова. Он так и умер - с телефонной трубкой в руке. Для Дугласа вместе с полковником умерла целая эпоха.

После того, как был собран второй урожай одуванчиков, Билл Форестер пригласил Дугласа попробовать необыкновенного мороженого. Сидя за столиком в аптеке, они заметили девяностопятилетнюю Элен Лумис, с удовольствием уплетавшую ванильное мороженое. В тот день Билл впервые заговорил с Элен. Когда-то он увидел её старую фотографию и влюбился, не зная, что изображённая на ней прекрасная девушка уже давно состарилась. Он обнаружил, что Элен по-прежнему очень умна, им было интересно беседовать в тени деревьев её сада. В своё время она не вышла замуж, потом много путешествовала, и теперь он путешествовал по её памяти. Это были две предназначенные друг для друга души, разминувшиеся во времени. Элен надеялась, что они встретятся в следующей жизни. В конце августа она умерла, оставив Биллу прощальное письмо, которое он так и не открыл.

Лакомясь «фруктовым льдом», дети вспомнили о Душегубе. Он родился, вырос и прожил свой век в Гринтауне. Этот монстр держал в страхе весь город, подкарауливая и убивая молоденьких девушек. Как-то раз Лавиния Неббс отправилась с подружками в кино. Переходя через овраг, девушки увидели очередную жертву Душегуба и вызвали полицию. Несмотря на сильный испуг, они всё же пошли в кино. Сеанс кончился поздно, дом Лавинии находился за оврагом, и подружки начали уговаривать её переночевать у кого-нибудь из них. Но Лавиния была девушкой упрямой и независимой, она отправилась домой, где жила совершенно одна. Оказавшись в овраге, она услышала шаги - кто-то крался за ней. Не помня себя от страха, она перебралась через овраг, забежала в свой дом и заперла дверь, но не успела Лавиния перевести дух, как услыхала возле себя чей-то тихий кашель. Не растерявшись, девушка схватила ножницы, проткнула ими Душегуба, и вызвала полицию. Все мальчишки Гринтауна жалели, что самой страшной городской легенде пришёл конец. Наконец, они решили, что человек, которого вынесли из дома Лавинии, вовсе не похож на Душегуба, а это значило, что можно продолжать бояться.

Прабабушка была энергичной и неутомимой женщиной. Всю жизнь она убирала, стряпала, шила и стирала, не сидя на месте ни секунды, но теперь «она отступила от доски жизни», словно подводя итоги. Она не спеша обошла весь дом, а потом поднялась в свою комнату, легла под прохладные простыни и умерла. Прощаясь с многочисленным семейством, прабабушка сказала, что хорошо получается только работа, приносящая удовольствие. В своём жёлтом блокноте Дуглас записал: если машины ломаются, а люди умирают, значит и Дуглас Сполдинг должен когда-нибудь умереть.

Стеклянный ящик-аттракцион с предсказательницей стоял в Галерее давно. Дуглас верил, что когда-то колдунья была живой. Её превратили в восковую куклу и заставили писать предсказания на картах. Поняв, что когда-нибудь умрёт, Дуглас потерял покой. Он даже не мог смотреть свои любимые вестерны, ведь там ковбои и индейцы убивают друг друга. Успокоила его только колдунья, выдав предсказание «долгой и весёлой жизни». Теперь мальчика часто тянуло в Галерею, к вечным и неизменным автоматам и панорамам, повторяющим одни и те же действия раз за разом. И вот однажды колдунья сломалась - вместо предсказаний начала выдавать пустые карточки. Том сказал, что в автомате кончились чернила, но Дуглас считал, что это произошло из-за хозяина Галереи, мистера Мрака. Подержав над огнём пустую карту, Дуглас увидел слово «спасите» по-французски, и решил освободить залитую воском предсказательницу. Проиграв в Галерее сумму, которой мистеру Мраку хватило на выпивку, и дождавшись ночи, братья отправились спасать предсказательницу. Они увидели, как пьяный мистер Мрак пытался заставить автомат работать, а потом дубинкой разбил его стеклянную будку. Затем он рухнул на пол, а братья схватили восковую куклу и бросились наутёк. Мистер Мрак догнал их возле оврага. Он схватил куклу, зашвырнул её в самую середину оврага и удалился, ворча под нос ругательства. Дуглас отправил Тома за отцом, а сам полез в овраг за предсказательницей. Отец помог сыновьям дотащить её до гаража. Том предложил посмотреть, что у предсказательницы внутри, но Дуглас собирался вскрыть её только когда ему стукнет четырнадцать.

Фургон мистера Нада Джонаса колесил по улицам Гринтауна круглые сутки. Люди находили в фургоне вещи, о которых давно мечтали, и заполняли его ненужными им вещами, чтобы их нашёл кто-то другой. Мистера Джонаса считали чудаком, хотя ум у него был ясный. Много лет назад ему надоели дела в Чикаго, он переехал в Гринтаун и «и теперь проводил остаток дней своих в заботах о том, чтобы одни люди могли получить то, в чем другие больше не нуждаются». Стояла страшная жара, когда Дуглас тяжело заболел. Весь день его обкладывали льдом, чтобы снять жар, а вечером вынесли в сад. Узнав от Тома о несчастье, мистер Джонас пришёл повидать Дугласа, но мама не пустила незнакомого человека к больному сыну. Он пробрался к мальчику поздно ночью и дал ему бутылку с чистейшим северным воздухом, взятым из атмосферы Арктики, и ещё одну - с солёным ветром Аранских островов и Дублинского залива, ментолом, камфорой и экстрактом всех прохладных фруктов. Вдохнув содержимое бутылок, Дуглас начал поправляться, а утром пошёл прохладный летний дождь.

Бабушка была великим кулинаром. На кухне, где она хозяйничала почти вслепую, царил первозданный хаос, из которого рождались удивительные блюда. Однажды к Сполдингам приехала погостить тётка Роза. Эта не в меру энергичная женщина взялась навести порядок на бабушкиной кухне. Соль, крупы и специи были разложены по новеньким банкам, кастрюли и сковороды выстроились на полках, и кухня заблистала чистотой и порядком. Свою бурную деятельность тётка завершила покупкой кулинарной книги и новых очков для бабушки. В тот вечер вся семья во главе с дедушкой ожидала на ужин чего-то невиданного и неповторимого, однако еда оказалась несъедобной - получив новую кухню, бабушка разучилась готовить. Тётку Розу отправили восвояси, но это не исправило плачевного положения Сполдингов. И тогда Дуглас придумал, как вернуть бабушке кулинарный талант. Встав ночью, он перевернул кухню вверх дном, вернув прежний хаос, заменил новые очки старыми и сжёг кулинарную книгу. Услыхав шум на кухню явилась бабушка и начала готовить.

Лето кончилось, когда в витрине канцелярского магазина появились школьные принадлежности. Дедушка собрал последние одуванчики и снял с веранды качели. Дуглас в последний раз ночевал в дедушкиной башне. Выглянув в окно поздно вечером, он, как волшебник, взмахнул руками, и город начал гасить огни. Мальчик не печалился, что всё прошло, ведь в погребе хранились девяносто бутылок вина из одуванчиков с законсервированными летними днями.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Уолтеру А. Брэдбери, не дядюшке и не двоюродному брату, но, вне всякого сомнения, издателю и другу

Утро было тихое, город, окутанный тьмой, мирно нежился в постели. Пришло лето, и ветер был летний – теплое дыхание мира, неспешное и ленивое. Стоит лишь встать, высунуться в окошко, и тотчас поймешь: вот она начинается, настоящая свобода и жизнь, вот оно, первое утро лета.

Дуглас Сполдинг, двенадцати лет от роду, только что открыл глаза и, как в теплую речку, погрузился в предрассветную безмятежность. Он лежал в сводчатой комнатке на четвертом этаже – во всем городе не было башни выше, – и оттого, что он парил так высоко в воздухе вместе с июньским ветром, в нем рождалась чудодейственная сила. По ночам, когда вязы, дубы и клены сливались в одно беспокойное море, Дуглас окидывал его взглядом, пронзавшим тьму, точно маяк. И сегодня…

– Вот здорово! – шепнул он.

Впереди целое лето, несчетное множество дней – чуть не полкалендаря. Он уже видел себя многоруким, как божество Шива из книжки про путешествия: только поспевай рвать еще зеленые яблоки, персики, черные, как ночь, сливы. Его не вытащить из лесу, из кустов, из речки. А как приятно будет померзнуть, забравшись в заиндевелый ледник, как весело жариться в бабушкиной кухне заодно с тысячью цыплят!

А пока – за дело!

(Раз в неделю ему позволяли ночевать не в домике по соседству, где спали его родители и младший братишка Том, а здесь, в дедовской башне; он взбегал по темной винтовой лестнице на самый верх и ложился спать в этой обители кудесника, среди громов и видений, а спозаранку, когда даже молочник еще не звякал бутылками на улицах, он просыпался и приступал к заветному волшебству.)

Стоя в темноте у открытого окна, он набрал полную грудь воздуха и изо всех сил дунул.

Уличные фонари мигом погасли, точно свечки на черном именинном пироге. Дуглас дунул еще и еще, и в небе начали гаснуть звезды.

Дуглас улыбнулся. Ткнул пальцем.

Там и там. Теперь тут и вот тут…

В предутреннем тумане один за другим прорезались прямоугольники – в домах зажигались огни. Далеко-далеко, на рассветной земле вдруг озарилась целая вереница окон.

– Всем зевнуть! Всем вставать!

Огромный дом внизу ожил.

– Дедушка, вынимай зубы из стакана! – Дуглас немного подождал. – Бабушка и прабабушка, жарьте оладьи!

Сквозняк пронес по всем коридорам теплый дух жареного теста, и во всех комнатах встрепенулись многочисленные тетки, дядья, двоюродные братья и сестры, что съехались сюда погостить.

– Улица Стариков, просыпайся! Мисс Элен Лумис, полковник Фрилей, миссис Бентли! Покашляйте, встаньте, проглотите свои таблетки, пошевеливайтесь! Мистер Джонас, запрягайте лошадь, выводите из сарая фургон, пора ехать за старьем!

По ту сторону оврага открыли свои драконьи глаза угрюмые особняки.

Скоро внизу появятся на электрической Зеленой машине две старухи и покатят по утренним улицам, приветственно махая каждой встречной собаке.

– Мистер Тридден, бегите в трамвайное депо!

И вскоре по узким руслам мощеных улиц поплывет трамвай, рассыпая вокруг жаркие синие искры.

– Джон Хаф, Чарли Вудмен, вы готовы? – шепнул Дуглас улице Детей.

– Готовы? – спросил он у бейсбольных мячей, что мокли на росистых лужайках, у пустых веревочных качелей, что, скучая, свисали с деревьев.

– Мам, пап, Том, проснитесь!

Тихонько прозвенели будильники. Гулко пробили часы на здании суда. Точно сеть, заброшенная рукой Дугласа, с деревьев взметнулись птицы и запели. Дирижируя своим оркестром, Дуглас повелительно протянул руку к востоку.

И взошло солнце.

Дуглас скрестил руки на груди и улыбнулся, как настоящий волшебник. «Вот то-то, – думал он. – Только я приказал – и все повскакали, все забегали. Отличное будет лето!»

И он напоследок оглядел город и щелкнул ему пальцами.

Распахнулись двери домов, люди вышли на улицу.

Лето тысяча девятьсот двадцать восьмого года началось.

* * *

В то утро, проходя по лужайке, Дуглас наткнулся на паутину. Невидимая нить коснулась его лба и неслышно лопнула.

И от этого пустячного случая он насторожился: день будет не такой, как все. Не такой еще и потому, что бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть, – так объяснял Дугласу и его десятилетнему брату Тому отец, когда вез их в машине за город. А в другие дни, говорил еще отец, можно услышать каждый гром и каждый шорох Вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные – на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу. Вот, например, сегодня – пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе – ни облачка. Того и гляди, кто-то неведомый захохочет в лесу, но пока там тишина…

Дуглас во все глаза смотрел на плывущие мимо поля. Нет, ни садом не пахнет, ни дождем, да и откуда бы, раз ни яблонь нет, ни туч. И кто там может хохотать в лесу?..

А все-таки, Дуглас вздрогнул, день этот какой-то особенный.

Машина остановилась в самом сердце тихого леса.

– А ну, ребята, не баловаться!

(Они подталкивали друг друга локтями.)

– Хорошо, папа.

Мальчики вылезли из машины, захватили синие жестяные ведра и, сойдя с пустынной проселочной дороги, погрузились в запахи земли, влажной от недавнего дождя.

– Ищите пчел, – сказал отец. – Они всегда вьются возле винограда, как мальчишки возле кухни. Дуглас!

Дуглас встрепенулся.

– Опять витаешь в облаках, – сказал отец. – Спустись на землю и пойдем с нами.

– Хорошо, папа.

И они гуськом побрели по лесу: впереди отец, рослый и плечистый, за ним Дуглас, а последним семенил коротышка Том. Поднялись на невысокий холм и посмотрели вдаль. Вон там, указал пальцем отец, там обитают огромные, по-летнему тихие ветры и, незримые, плывут в зеленых глубинах, точно призрачные киты.

Дуглас глянул в ту сторону, ничего не увидел и почувствовал себя обманутым: отец, как и дедушка, вечно говорит загадками. И… и все-таки… Дуглас затаил дыхание и прислушался.

«Что-то должно случиться, – подумал он, – я уж знаю».

– А вот папоротник, называется венерин волос. – Отец неторопливо шагал вперед, синее ведро позвякивало у него в руке. – А это, чувствуете? – И он ковырнул землю носком башмака. – Миллионы лет копился этот перегной, осень за осенью падали листья, пока земля не стала такой мягкой.

– Ух ты, я ступаю как индеец, – сказал Том. – Совсем неслышно!

Дуглас потрогал землю, но ничего не ощутил; он все время настороженно прислушивался. «Мы окружены, – думал он. – Что-то случится! Но что? – Он остановился. – Выходи же! Где ты там? Что ты такое?» – мысленно кричал он.

– На свете нет кружева тоньше, – негромко сказал отец. И показал рукой вверх, где листва деревьев вплеталась в небо – или, может быть, небо вплеталось в листву? – Все равно, – улыбнулся отец, – все это кружева, зеленые и голубые; всмотритесь хорошенько и увидите – лес плетет их, словно гудящий станок.

Отец стоял уверенно, по-хозяйски и рассказывал им всякую всячину, легко и свободно, не выбирая слов. Часто он и сам смеялся своим рассказам, и от этого они текли еще свободнее.

– Хорошо при случае послушать тишину, – говорил он, – потому что тогда удается услышать, как носится в воздухе пыльца полевых цветов, а воздух так и гудит пчелами, да-да, так и гудит! А вот – слышите? Там, за деревьями водопадом льется птичье щебетанье!

«Вот сейчас, – думал Дуглас. – Вот оно. Уже близко! А я еще не вижу… Совсем близко! Рядом!»

– Дикий виноград, – сказал отец. – Нам повезло. Смотрите-ка!

«Не надо!» – ахнул про себя Дуглас.

Но Том и отец наклонились и погрузили руки в шуршащий куст. Чары рассеялись. То пугающее и грозное, что подкрадывалось, близилось, готово было ринуться и потрясти его душу, исчезло!

Опустошенный, растерянный, Дуглас упал на колени. Пальцы его ушли глубоко в зеленую тень и вынырнули, обагренные алым соком, словно он взрезал лес ножом и сунул руки в открытую рану.

– Мальчики, завтракать!

Ведра чуть не доверху наполнены диким виноградом и лесной земляникой; вокруг гудят пчелы – это вовсе не пчелы, а целый мир тихонько мурлычет свою песенку, говорит отец, а они сидят на замшелом стволе упавшего дерева, жуют сэндвичи и пытаются слушать лес, как слушает он. Отец, чуть посмеиваясь, искоса поглядывает на Дугласа. Хотел было что-то сказать, но промолчал, откусил еще кусок сэндвича и задумался.

– Хлеб с ветчиной в лесу – не то что дома. Вкус совсем другой, верно? Острее, что ли… Мятой отдает, смолой. А уж аппетит как разыгрывается!

Дуглас перестал жевать и потрогал языком хлеб и ветчину. Нет, нет… обыкновенный сэндвич.

Том кивнул, продолжая жевать:

– Я понимаю, пап.

«Ведь уже почти случилось, – думает Дуглас. – Не знаю, что это, но оно большущее, прямо громадное. Что-то его спугнуло. Где же оно теперь? Опять ушло в тот куст? Нет, где-то за мной. Нет, нет, здесь… Тут, рядом».

Дуглас исподтишка пощупал свой живот.

Оно еще вернется, надо только немножко подождать. Больно не будет, я уж знаю, не за тем оно ко мне придет. Но зачем же? Зачем?

– А ты знаешь, сколько раз мы в этом году играли в бейсбол? А в прошлом? А в позапрошлом? – ни с того ни с сего спросил Том.

Губы его двигались быстро-быстро.

– Я все записал! Тысячу пятьсот шестьдесят восемь раз! А сколько раз я чистил зубы за десять лет жизни? Шесть тысяч раз! А руки мыл пятнадцать тысяч раз, спал четыре с лишним тысячи раз, и это только ночью. И съел шестьсот персиков и восемьсот яблок. А груш – всего двести, я не очень-то люблю груши. Что хочешь спроси, у меня все записано! Если вспомнить и сосчитать, что я делал за все десять лет, прямо тысячи миллионов получаются!

Вот, вот, думал Дуглас. Опять оно ближе. Почему? Потому что Том болтает? Но разве дело в Томе? Он все трещит и трещит с полным ртом, отец сидит молча, насторожился как рысь, а Том все болтает, никак не угомонится, шипит и пенится, как сифон с содовой.

– Книг я прочел четыреста штук; кино смотрел и того больше: сорок фильмов с участием Бака Джонса, тридцать – с Джеком Хокси, сорок пять – с Томом Миксом, тридцать девять – с Хутом Гибсоном, сто девяносто два мультика про кота Феликса, десять с Дугласом Фербенксом, восемь раз видел «Призрак в опере» с Лоном Чейни, четыре раза смотрел Милтона Силлса, даже один про любовь, с Адольфом Менжу, только я тогда просидел целых девяносто часов в киношной уборной, все ждал, чтоб эта ерунда кончилась и пустили «Кошку и канарейку» или «Летучую мышь». А уж тут все цеплялись друг за дружку и визжали два часа без передышки. И съел за это время четыреста леденцов, триста тянучек, семьсот стаканчиков мороженого…

Том болтал еще долго, минут пять, пока отец не прервал его:

– А сколько ягод ты сегодня собрал, Том?

– Ровно двести пятьдесят шесть, – не моргнув глазом ответил Том.

Отец рассмеялся, и на этом окончился завтрак; они вновь двинулись в лесные тени собирать дикий виноград и крошечные ягоды земляники. Все трое наклонялись к самой земле, руки быстро и ловко делали свое дело, ведра все тяжелели, а Дуглас прислушивался и думал: «Вот, вот оно, опять близко, прямо у меня за спиной. Не оглядывайся! Работай, собирай ягоды, кидай в ведро. Оглянешься – спугнешь. Нет уж, на этот раз не упущу! Но как бы его заманить поближе, чтобы поглядеть на него, глянуть прямо в глаза? Как?»

– А у меня в спичечном коробке есть снежинка, – сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, – она была вся красная от ягод, как в перчатке.

«Замолчи!» – чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет…

Постой-ка… Том болтает, а оно подходит все ближе, значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно…

– Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, – Том хихикнул, – поймал одну снежинку побольше и – раз! – захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!

Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать – ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит…

– Да, сэр, – задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. – На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть…

В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул – ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба – и он лишь зажмурился и кивнул.

Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.

Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга.

Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг… Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего?

Вот оно, все тут, все как есть!

Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.

И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.

«Я ЖИВОЙ», – подумал он.

Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые… Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность?

Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был – одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост – вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг.

Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.

«Я и правда живой, – думал Дуглас. – Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню».

Он выкрикнул это про себя раз, другой, десятый! Надо же! Прожил на свете целых двенадцать лет и ничегошеньки не понимал! И вдруг такая находка: дрался с Томом, и вот тебе – тут, под деревом, сверкающие золотые часы, редкостный хронометр с заводом на семьдесят лет!

– Дуг, да что с тобой?

Дуглас издал дикий вопль, сгреб Тома в охапку, и они вновь покатились по земле.

– Дуг, ты спятил?

– Спятил!

Они катились по склону холма, солнце горело у них в глазах и во рту, точно осколки лимонно-желтого стекла; они задыхались, как рыбы, выброшенные из воды, и хохотали до слез.

– Дуг, ты не рехнулся?

– Нет, нет, нет, нет!

Дуглас зажмурился: в темноте мягко ступали пятнистые леопарды.

– Том! – И тише: – Том… Как по-твоему, все люди знают… знают, что они… живые?

– Ясно, знают! А ты как думал?

– Хорошо бы так, – прошептал Дуглас. – Хорошо бы все знали.

Он открыл глаза. Отец, подбоченясь, стоял высоко над ним и смеялся; голова его упиралась в зеленолистый небосвод. Глаза их встретились.

Дуглас встрепенулся. «Папа знает, – понял он. – Все так и было задумано. Он нарочно привез нас сюда, чтобы это со мной случилось! Он тоже в заговоре, он все знает! И теперь он знает, что и я уже знаю».

Большая рука опустилась с высоты и подняла его в воздух. Покачиваясь на нетвердых ногах между отцом и Томом, исцарапанный, встрепанный, все еще ошарашенный, Дуглас осторожно потрогал свои локти – они были как чужие – и, довольный, облизнул разбитую губу. Потом взглянул на отца и на Тома.

– Я понесу все ведра, – сказал он. – Сегодня я хочу один все тащить.

Они загадочно усмехнулись и отдали ему ведра.

Дуглас стоял, чуть покачиваясь, и его ноша – весь истекающий соком лес – оттягивала ему руки. «Хочу почувствовать все, что только можно, – думал он. – Хочу устать, хочу очень устать. Нельзя забыть ни сегодня, ни завтра, ни после».

Он шел, опьяненный, со своей тяжелой ношей, а за ним плыли пчелы, и запах дикого винограда, и ослепительное лето; на пальцах вспухали блаженные мозоли, руки онемели, и он спотыкался, так что отец даже схватил его за плечо.

– Не надо, – пробормотал Дуглас. – Я ничего, я отлично справлюсь…

Еще добрых полчаса он ощущал руками, ногами, спиной траву и корни, камни и кору, что словно отпечатались на его теле. Понемногу отпечаток этот стирался, таял, ускользал, Дуглас шел и думал об этом, а брат и молчаливый отец шли позади, предоставляя ему одному пролагать путь сквозь лес к неправдоподобной цели – к шоссе, которое приведет их обратно в город…

* * *

И вот – город в тот же день.

И еще одно откровение.

Дедушка стоял на широком парадном крыльце и, точно капитан, оглядывал широкие недвижные просторы: перед ним раскинулось лето. Он вопрошал ветер, и недостижимо высокое небо, и лужайку, где стояли Дуглас и Том и вопрошали только его одного:

– Дедушка, они уже созрели?

Дедушка поскреб подбородок:

– Пятьсот, тысяча, даже две тысячи – наверняка. Да, да, хороший урожай. Собирать легко, соберите все. Плачу десять центов за каждый мешок, который вы принесете к прессу.

Мальчики заулыбались и с жаром взялись за дело. Они рвали золотистые цветы, цветы, что наводняют весь мир, переплескиваются с лужаек на мощеные улицы, тихонько стучатся в прозрачные окна погребов, не знают угомону и удержу и все вокруг заливают слепящим сверканием расплавленного солнца.

– Каждое лето они точно с цепи срываются, – сказал дедушка. – Пусть их, я не против. Вон их сколько, стоят гордые, как львы. Посмотришь на них подольше – так и прожгут у тебя в глазах дырку. Ведь простой цветок, можно сказать, сорная трава, никто ее и не замечает, а мы уважаем, считаем: одуванчик – благородное растение.

Они набрали полные мешки одуванчиков и унесли вниз, в погреб. Вывалили их из мешков, и во тьме погреба разлилось сияние. Винный пресс дожидался их, открытый, холодный. Золотистый поток согрел его. Дедушка передвинул пресс, повернул ручку, завертел – быстрей, быстрей, – и пресс мягко стиснул добычу…

– Ну вот… вот так…

Сперва тонкой струйкой, потом все щедрее, обильнее побежал по желобу в глиняные кувшины сок прекрасного жаркого месяца; ему дали перебродить, сняли пену и разлили в чистые бутылки из-под кетчупа – и они выстроились рядами на полках, поблескивая в сумраке погреба.

Вино из одуванчиков.

Самые эти слова – точно лето на языке. Вино из одуванчиков – пойманное и закупоренное в бутылки лето. И теперь, когда Дуглас знал, по-настоящему знал, что он живой, что он затем и ходит по земле, чтобы видеть и ощущать мир, он понял еще одно: надо частицу всего, что он узнал, частицу этого особенного дня – дня сбора одуванчиков – тоже закупорить и сохранить; а потом настанет такой зимний январский день, когда валит густой снег, и солнца уже давным-давно никто не видел, и, может быть, это чудо позабылось, и хорошо бы его снова вспомнить, – вот тогда он его откупорит! Ведь это лето непременно будет летом нежданных чудес, и надо все их сберечь и где-то отложить для себя, чтобы после, в любой час, когда вздумаешь, пробраться на цыпочках во влажный сумрак и протянуть руку…

И там, ряд за рядом, будут стоять бутылки с вином из одуванчиков – оно будет мягко мерцать, точно раскрывающиеся на заре цветы, а сквозь тонкий слой пыли будет поблескивать солнце нынешнего июня. Взгляни сквозь это вино на холодный зимний день – и снег растает, из-под него покажется трава, на деревьях оживут птицы, листва и цветы, словно мириады бабочек, затрепещут на ветру. И даже холодное серое небо станет голубым.

Возьми лето в руку, налей лето в бокал – в самый крохотный, конечно, из какого только и сделаешь единственный терпкий глоток, поднеси его к губам – и по жилам твоим вместо лютой зимы побежит жаркое лето…

Гринтаунский цикл - 1

Уолтеру А. Брэдбери, не дядюшке и не двоюродному брату, но, вне всякого сомнения, издателю и другу

Утро было тихое, город, окутанный тьмой, мирно нежился в постели.
Пришло лето, и ветер был летний - теплое дыхание мира, неспешное и ленивое.
Стоит лишь встать, высунуться в окошко, и тотчас поймешь: вот она начинается, настоящая свобода и жизнь, вот оно, первое утро лета.
Дуглас Сполдинг, двенадцати лет от роду, только что открыл глаза и, как в теплую речку, погрузился в предрассветную безмятежность. Он лежал в сводчатой комнатке на четвертом этаже - во всем городе не было башни выше, - и оттого, что он парил так высоко в воздухе вместе с июньским ветром, в нем рождалась чудодейственная сила. По ночам, когда вязы, дубы и клены сливались в одно беспокойное море, Дуглас окидывал его взглядом, пронзавшим тьму, точно маяк. И сегодня...
- Вот здорово! - шепнул он.
Впереди целое лето, несчетное множество дней - чуть не полкалендаря. Он уже видел себя многоруким, как божество Шива из книжки про путешествия: только поспевай рвать еще зеленые яблоки, персики, черные как ночь сливы. Его не вытащить из лесу, из кустов, из речки. А как приятно будет померзнуть, забравшись в заиндевелый ледник, как весело жариться в бабушкиной кухне заодно с тысячью цыплят!
А пока - за дело!
(Раз в неделю ему позволяли ночевать не в домике по соседству, где спали его родители и младший братишка Том, а здесь, в дедовской башне; он взбегал по темной винтовой лестнице на самый верх и ложился спать в этой обители кудесника, среди громов и видений, а спозаранку, когда даже молочник еще не звякал бутылками на улицах, он просыпался и приступал к заветному волшебству.) Стоя в темноте у открытого окна, он набрал полную грудь воздуха и изо всех сил дунул.
Уличные фонари мигом погасли, точно свечки на черном именинном пироге.
Дуглас дунул еще и еще, и в небе начали гаснуть звезды.
Дуглас улыбнулся. Ткнул пальцем.
Там и там. Теперь тут и вот тут...
В предутреннем тумане один за другим прорезались прямоугольники - в домах зажигались огни. Далеко-далеко, на рассветной земле вдруг озарилась целая вереница окон.
- Всем зевнуть! Всем вставать! Огромный дом внизу ожил.
- Дедушка, вынимай зубы из стакана! - Дуглас немного подождал. - Бабушка и прабабушка, жарьте оладьи!
Сквозняк пронес по всем коридорам теплый дух жареного теста, и во всех комнатах встрепенулись многочисленные тетки, дядья, двоюродные братья и сестры, что съехались сюда погостить.
- Улица Стариков, просыпайся! Мисс Элен Лумис, полковник Фрилей, миссис Бентли! Покашляйте, встаньте, проглотите свои таблетки, пошевеливайтесь! Мистер Джонас, запрягайте лошадь, выводите из сарая фургон, пора ехать за старьем!
По ту сторону оврага открыли свои драконьи глаза угрюмые особняки.
Скоро внизу появятся на электрической Зеленой машине две старухи и покатят по утренним улицам, приветственно махая каждой встречной собаке.
- Мистер Тридден, бегите в трамвайное депо! И вскоре по узким руслам мощеных улиц поплывет трамвай, рассыпая вокруг жаркие синие искры.
- Джон Хаф, Чарли Вудмен, вы готовы? - шепнул Дуглас улице Детей. - Готовы? - спросил он у бейсбольных мячей, что мокли на росистых лужайках, у пустых веревочных качелей, что, скучая, свисали с деревьев.

Уолтеру А. Брэдбери, не дядюшке и не двоюродному брату, но, вне всякого сомнения, издателю и другу

– Вот здорово! – шепнул он.

А пока – за дело!

Стоя в темноте у открытого окна, он набрал полную грудь воздуха и изо всех сил дунул.

Дуглас улыбнулся. Ткнул пальцем.

Там и там. Теперь тут и вот тут…

– Всем зевнуть! Всем вставать!

Огромный дом внизу ожил.

– Дедушка, вынимай зубы из стакана! – Дуглас немного подождал. – Бабушка и прабабушка, жарьте оладьи!

По ту сторону оврага открыли свои драконьи глаза угрюмые особняки. Скоро внизу появятся на электрической Зеленой машине две старухи и покатят по утренним улицам, приветственно махая каждой встречной собаке.

– Мистер Тридден, бегите в трамвайное депо!

И вскоре по узким руслам мощеных улиц поплывет трамвай, рассыпая вокруг жаркие синие искры.

– Джон Хаф, Чарли Вудмен, вы готовы? – шепнул Дуглас улице Детей.

– Мам, пап, Том, проснитесь!

И взошло солнце.

И он напоследок оглядел город и щелкнул ему пальцами.

Распахнулись двери домов, люди вышли на улицу.

Лето тысяча девятьсот двадцать восьмого года началось.